Мария недовольно сморщила носик, потом глаза и сонно уставилась на отца. Николас подхватил ее, теплую со сна, на руки и принялся умело одевать. Крохотные полотняные брюки, футболка с вышитой пайетками собакой, которую Мария так любила, ветровка, кеды… Дочка сладко зевала у него на руках и норовила привалиться головкой к плечу и снова уснуть.
– Мы куда? К маме? – спросила она и обняла Ника за шею.
– Да, – твердо сказал он, прижав ее к себе и выходя в полутемный коридор, где уже ждал Михаил. – Мы поедем к маме.
Мария мгновенно успокоилась, пригрелась у него на руках и вскоре засопела носом, уснула. Ник, бережно держа ее на руках, спустился во двор и сел в подогнанную Михаилом машину. Ехать, насколько он помнил, было недалеко. Он знал тот причал в грузовом порту, возле которого стояли на приколе Ольгины баржи. Как-то раз был там вместе с ней. Каких-то 30–40 минут, и он, наконец, увидит ее. Чудесную, единственную…
Мог ли Олег предположить, что этим кончится? Наверное, если бы мыслил на холодную голову, то мог бы. Все-таки не мальчик уже, не первый день в органах. Он отлично знал, что в подобных ситуациях далеко не всегда слепо следуют букве закона. Что прирученный преступник на свободе может быть полезнее, чем он же на цепи, в клетке. Что, пойдя на сделку с одной из мразей, можно переловить сотню других. Все это были житейские дела, и он и сам не раз принимал в таком участие.
Но Ольга Котова – его, пожалуй, единственная страсть в жизни – почему-то казалась ему иным делом. Наверное, просто потому, что он сам положил двадцать лет на то, чтобы ее прижать. Сколько раз она уходила, уворачивалась в последний момент, скользкая и неуловимая, как гадюка. И вот, казалось, теперь ничто уже не могло ее спасти. Ее взяли с поличным за убийство. Она, конечно, могла хорохориться, дерзить, уверять, что ее ни за что не экстрадируют в Россию, а здесь адвокаты ее отмажут и приплести контроль над наркотрафиком к делу не дадут. Но Олег был уверен, что наши высшие чины не захотят выпускать из рук такую жирную добычу и как-нибудь сторгуются, чтобы Котову переправили на Родину.
Когда явились эти две шишки из верхов, он поначалу было и подумал, что сейчас начнется торговля за белокурую голову Оленьки Котовой. Но что-то пошло не так. Слишком долго они там с ней заседали, слишком активная возня началась после. Уже тогда в мозгу поселилось жуткое подозрение. А когда Олегу поступил приказ сваливать из гостеприимной Турции обратно в Россию, потому что операция сворачивается, он в панике понял, что случилось то, что он как профессионал должен был предположить. И не предположил только потому, что совершенно помешался на этой проклятой Фараонше.
Они с ней договорились. Припугнули, что посадят. Или, скорее, нет, этим ее не испугаешь. Пригрозили устроить небо в алмазах ее смазливому греку и их отродью, вот что. И она повелась. Котова и так была известна тем, что не бросает своих. А тут поздняя бабья любовь, единственный ребенок… Конечно же, они ее сломали. И пускай теперь ей недолго осталось коптить небо, рано или поздно ее уберут либо свои же, либо те, кому она отныне будет поставлять сведения. Но он, Олежек Рогов, уже не будет иметь к этому никакого отношения. Его слили. Дождались, пока он принесет им Фараоншу на блюдечке, и слили. Суки!
Полдня Олег метался по номеру, не в силах осознать, что его основную цель, его мечту, его одержимость, если хотите, вот так просто у него отобрали. Казалось, встреться ему сейчас в коридоре гостиницы эта генеральская рожа, он бы, воя, вцепился в нее когтями и драл бы, драл, пока не превратил бы ее в кровавое месиво. Гнев клокотал в груди, требуя выхода. Но какого? Идти войной на Генштаб? Устроить тут, в Турции, локальный бунт?
К вечеру Олег осознал, что так просто не отступится. Чего бы это ему ни стоило. Карьеры, работы, жизни… Плевать! Он шел к своей цели двадцать лет, он уже вонзил в добычу зубы и ощутил вкус ее крови, а теперь ее пытаются выдрать у него из пасти? Не выйдет! Нет, никогда!
Подготовка заняла не так много времени. Связаться со своим человечком, передать инструкции, прибыть на место, разогнать там всех, пользуясь «книжечкой» и все еще сохранившимся у него постановлением прокурора.
И ждать. Ждать…
Вокруг тихо плескалась вода, во внутренней гавани большие волны не поднимались. Пахло керосином, соляркой, какими-то промышленными смазками, металлически скрежетали замысловатые конструкции. Олег, сидя в капитанской каюте, вглядывался в бинокль. Начался рассвет, небо окрасилось нежно-розовым и золотым. И в этом дивном сказочном мареве стало видно, как от причала отделилась шлюпка и медленно поплыла к барже. Все ближе и ближе. Вот уже стало можно различить две фигуры. И еще одну, совсем маленькую.