Очаровательная скромница

Его рот накрыл ее мягкие губы. Сначала легко, но почти сразу поцелуй стал жадным, требовательным. Но даже больше, чем поцелуй, Фебу потрясло испытанное ею облегчение, словно она наконец получила то, чего ждала всю жизнь. У нее даже колени подкосились. Ее тело откуда-то точно знало, чего хочет и что надо делать, и разум сдался, не выдержав натиска чувств. Ее груди оказались прижатыми к его твердому мускулистому торсу, а пуговица на его рубашке, коснувшаяся кожи на ключице, показалась обжигающе холодной. Его губы творили чудеса. Поцелуй зажег в ней огонь, медленно разливавшийся по жилам, плавивший волю, осторожность, самообладание. И Феба всем телом прильнула к мужчине ее грез, словно он был частью ее существа, которую она наконец обрела. Джулиан удовлетворенно вздохнул, понимая, что теперь она никуда не денется. Феба, точно не зная, куда девать руки, положила ладони ему на грудь, чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки исходящий от него жар. Это оказалось настолько эротично, что она глухо застонала. Это был бесстыдный звук, выражавший первобытное желание, животную похоть.

После этого Джулиан хрипло пробормотал какое-то слово – это могло быть ее имя или беспомощный призыв к Богу. Он на мгновение сильно прижал девушку к себе, потом его руки скользнули ниже, обхватили ее за ягодицы и приподняли.

Сквозь пообносившуюся ткань дважды перешитого платья она почувствовала его мужское естество – очень большое и очень твердое. Он стал поднимать ее платье – Феба почувствовала, как ногам стало холодно. Их губы на мгновение разъединились, потом снова встретились с еще большей жадностью, языки сплелись, зубы громко клацнули. Но поцелуй все еще не был достаточно глубоким, потому что Джулиан хотел большего, и Феба хотела того же, что и он.

«Помогите!» Слово звенело у нее в голове, хотя она не знала, к кому обращается и к чему стремится. Она растворялась в его тепле, в его аромате. Его жезл был настолько твердым, что причинял боль, но она прижималась к нему все теснее, поскольку удовольствие, которое она при этом испытывала, было стократ сильнее боли.

Его губы опустились ниже, исследуя ее шею, и Феба выгнулась навстречу его жадному рту, который теперь был близко, очень близко от болезненно напрягшихся сосков. И тут…

– Джулиан! – громко позвала Лизбет.

Ее голос прокатился по лесу эхом:

– …у-у-у.

Боже, она где-то рядом.

Они застыли, застигнутые врасплох.

– Феба!

Теперь уже без эха.

Маркиз отпрянул так внезапно, что она едва не упала. Он поддержал ее за плечи. Они молча уставились друг на друга. Его глаза были затуманены, дыхание – хриплым.

Легкий ветерок зашуршал листвой. Звук помог Фебе несколько прийти в себя.

Наконец Джулиан – очень осторожно – убрал руки, словно боялся, что она настолько опьянена поцелуем, что может упасть. Или исчезнуть, словно мираж, если он не удержит ее.

Феба потрогала кончиками пальцев свои губы. Они горели. А как иначе? Она же брала от него все, что могла, и так же жадно отдавала. Это была приятная боль.

Другая ее рука все еще лежала на его груди, и Феба несколько мгновений внимательно следила, как она поднимается и опускается в такт его дыханию. Не в силах сдержаться, она просунула пальчики между пуговицами рубашки и коснулась его горячей кожи.

– Феба, – выдохнул он. Его голос был тихим и тревожным. Это предостережение? Он снова взял ее за запястье.

Но только на случай, если она больше никогда не сможет поцеловать Джулиана, Фебе хотелось точно знать, какое она произвела на него впечатление, поэтому она не убрала руку и продолжала наслаждаться ощущением, будто его сердце бьется у нее в ладони.

Но мужчина проявил настойчивость и отстранил ее руку. Вернул ей.

Спустя мгновение они уже не касались друг друга.

Это было неправильно.

Феба решила, что один из них должен что-то сказать, но не могла придумать ничего, подходящего моменту, и толком не знала, что хотела бы услышать от него. Все языки, которые она изучила за долгие годы, равно как и ценные факты, почерпнутые из книг, способные объяснить, убедить, объединить, или, по крайней мере, держать весь остальной мир в узде, оказались бесполезными. Здесь требовался совершенно другой язык.

– Джулиан! – где-то совсем рядом пропела Лизбет. Правда, определить точно, как близко она находится, было пока невозможно, поскольку звук отражался от окрестных домов, задерживался в маленьких долинах между ними, а ветер подхватывал его и переносил в самые разные стороны. – Феба! Куда ты пропала?

Ее голос оставался радостным и довольно игривым.

Но спустя нескольку секунд послышался хруст веток под ногами и ленивый лай собаки.

Проклятье!

И Джулиан, и Феба понимали, что оказались в ловушке. Причем у одного была эрекция, видная даже невооруженным глазом, а другая покраснела, как помидор, ее шляпка съехала набок, а платье на спине выглядело, мягко говоря, измятым.

Только полный идиот не понял бы, чем они тут занимались.

Они перешли на шепот.

– Твое платье… – Он беспомощно всплеснул руками.

– Твоя шляпа! – Феба указала на его головной убор, почему-то оказавшийся на траве.

– Твоя шляпка!