— Вот уж нет!
— А... куда?
— Ну... слова люблю.
— Слово есть Бог! — лысый произнес. — А ты кто?
Ну да. Слово есть Бог. И КПСС!.. А ты не суйся!
— Нас не только политика интересует! Мы вообще обязаны слово оберегать... от пачкунов разных! — он пояснил.
— Ну... и на что я покусился, по-вашему? — Голос мой дрожал.
— Да лучше политику пришить тебе... чтобы ты заткнулся! — решил он.
— Ну уж это-то совсем не за что!
— Ладно. Мы не на диспуте! — поднял трубку. — Давай!
Жоз, Соня и Кир появились. Вот это настоящее зеркало — по лицам их действительно ощутил, как я выгляжу.
— Упал, говорит! — лысый пояснил. — Ну, что скажете... допускал ваш друг антисоветские высказывания? Или продолжим? — Он кивнул на меня.
Я стал подмигивать, особенно Киру, хотя лицо плохо меня слушалось. Мол, то, что вы видите, это, наоборот, очень хорошо, большая удача, совсем не то, что должно было быть. Большая удача! Но они неправильно поняли меня, а от подмигиванья даже вздрагивали — решили, очевидно, что голова моя не только снаружи пострадала, но и внутри.
Нет, не взбодрить их. Явно — дрожат!
— Ты учти, — лысый к Жозу обратился, — что сегодня на матче сам Ездунов будет. Понял, нет?
Жоз покорно кивнул.
— Ну... а с твоей работой, — повернулся к Соне, — решается вопрос.
Соня дерзко сверкнула своими очами, но не ответила ничего.
— Ну а святому батюшке, — к Киру повернулся, — совсем стыдно в эту грязь лезть!
Кир потупился.
— Вот и волосы уже у вас отросли подходящие, — от насмешки лысый не удержался, — так что дело за малым!
Тишина.
— Ваш прямой долг... заявить, что судьба вас случайно... случайно, подчеркиваю, свела с ярым антисоветчиком, который пытался вас вербовать, — подытожил он.
— Куда? — Кир смело поднял голову.
— Это мы напишем! — Улыбаясь, лысый шлепнул по бумажной стопке. — Свободны!
Слегка запутавшись в дверях — кто первый? — друзья мои вышли. Могли хотя бы бросить прощальный взгляд, но, видно, неблагоприятное я произвел на них впечатленье.
В камере я один оказался — красота! — но скоро и хирурги мои вернулись, злые как дьяволы.
— Хер мы получили с тебя! — в сердцах Гера доложил. — Начальство недовольно!
— Чем же не угодили мы им?
— Да вид, говорят, у тебя больно цветущ! И держишься нагло! — Гера поделился: — Даже добрый и тот недоволен! Велели по-настоящему делать тебя.
Мои Пигмалионы явно были не в духе! Но потом отошли.
— Ладно... попробуем еще раз... по-человечески! — Гера произнес. — Но немножко уж... пожестче придется! — Он растянул полотенце, и друг его финкою кусок отхватил — треть примерно. По-божески.
— Ну давай твою личность... незаурядную! — с улыбкой Гера произнес.
Вот это боль! До рассвета точно не доживу! И если я связан... с Высшим Разумом... то что-то важное у Него надо попросить. В последний раз. В первый, можно сказать, по-настоящему раз — он же последний! Ну что?
Судя по некоторому просвету в глазах, я обратился к лампочке.
Для себя, я думаю, поздно что-либо просить — даже если выживу, головой свихнусь. За друзей просить надо... Слушай... если Ты есть. Им помоги! Ведь если они... расколются — то целыми не будут уже! Так, осколки. Им помоги остаться!.. Как? Уж это Тебе видней! Но сделай, чтоб не превратились они в дерьмо! Ладно?
Нет ответа!.. И вдруг — лампочка явно мигнула!
Ответ! И снова мигнула! Явный ответ! Но какой конкретно? Да — нет? Да — нет?
Узнаем. Я лег с чувством выполненного долга. Хорошо поработал — даже боль ушла!
— Вставай! Подарочек тебя ждет! — голос Геры.
Я вскочил. Кто-то содрал с лица полотенце вместе с волосками.
В камере стояли мои друзья! Кир! Соня! И не только! Центром сцены, несомненно, был МБЧ, маленький большой человек из санатория ЦК «горный воздух».
— Вы позорите звание чекиста! — рявкнул он на лысого. — Что вы сделали с человеком?! — (Человек — это я, видимо.) — Сейчас не прежние времена!
В подтверждение этих слов чуть сбоку стоял молодой генерал в распахнутой шинели, с юным, благородным лицом (потом он сделался нашим премьером), рядом был примкнувший к нему чубатый следователь. Победа!
Ко мне кинулся Кир, побритый наголо.
— Видал? — Он торжествующе шлепнул ладонью по темени. — Получили они меня?!
— И меня. — Жоз сделал соответствующий жест.
Соня скромно сияла.
Но именно ей я был обязан своим освобождением! Увидев, как она потом выразилась, «вместо морды сырой бифштекс», она тут же метнулась к себе в «Горный воздух», где как раз отдыхал прогрессивный генерал, и МБЧ, знаменитый актер и режиссер, тоже в стороне не остался.
— Вон отсюда! — брезгливо произнес МБЧ, и мы вышли.
...И Жоз тоже не подкачал: на матче с «Динамо» забил решающий гол, под стон и ликованье народа подбежал к ложе, где сидел сам Ездунов, приспустил трусы и показал ему нечто.
С футболом теперь покончено — зато душу сберег!
...Кир наголо обрился и так явился в епархию: вот вам поп! Не нравлюсь? А почему?.. Друзья мои! Мы вышли на волю, смотрели вверх...
И вдруг — с неба пришло дуновение, крестообразно осенив мой лоб!
Потом мы стояли на скале: Кир, поп-расстрига; Жоз, бывший футболист; Соня, бывшая функционерка... Друзья мои!