Мы ушли. Выйдя, я оглянулся на башню — эта «доставаемость» любой точки земного шара взволновала меня. Наверняка скоро «достанут» что-нибудь не то — из-за чего и башне не поздоровится: Чашечкин не угомонится.
— Маленько опаздываем! — сказал Петр.
— Ну, тогда надо было их попросить, чтоб нас в ракету зарядили!
— Да нет — тут близко! — Петро, сочтя этой шуткой, захохотал.
Мы сели в машину.
— Имидж-то будем делать? — Петро поднял полотенце.
— Закинь эту портянку куда подальше! — крикнул я.
— Да нет, эта штука теперь поглавнее нас будет! — Петр бережно убрал «портянку» в портфель.
На его дребезжащей «Ниве» полезли в гору. На высокой точке хребта вдруг остановились.
— Глядите... Вас ждут! — указал он вниз.
Полная, даже переполненная чаша стадиона, и со всех сторон еще поспешают люди, шустрые, как муравьи! Я изумленно посмотрел на Петю. Вот это да!
— Фирма веников не вяжет! — гордо произнес Петр.
Помчались — чем ниже, тем становилось жарче. И — уже движемся в толпе.
— Все жаждут вас. — Петр остановил авто. — Давайте все же наденем. Они ж вас «в образе» ждут!
— А что вы... пообещали им? — проговорил я уже гнусаво, сквозь тряпку, смутно различая сквозь нее лишь блик солнца. — Что я им... могу-то?
— Ну, это... планируется... как бы «Снятие со креста». Типа «Вознесения».
— Ну и что ж должен я? Пойти странствовать... кое-кому являться? И все?
— Да не только! — деловито сказал Петр. — Тут вот дождя нет вторую неделю. Только перекати-поле растет. В это время мальцами мы в степу уже такую касатку брали: торчат два листика, как ласточкин хвост. А в земле клубень, сладкий. Так нет даже ее — про поля не говорю!
— Ну... это мне вряд ли по силам!
— А в Америке, говорят, весь стадион молился — и пошел дождь!
— Кто это сказал тебе?
— МБЧ!
— Вот пусть он и молится!
— Да он сам сказал, — Петр усмехнулся, трогая машину, — что на нем пробы ставить негде!
— Это верно!
— Да не волнуйтесь вы, все уже подготовлено!
Интересно — что?
Мы въезжали в низкий проем под трибунами. Стало темно, потом — вспышка света и — оваций!
Во влип!
...То же самое, наверное, и Он думал.
Хрюкнув, мотор заглох.
— Ну... вылазим, — проговорил Петр. — Уж покажите им! Помните... такое... преображение было, когда Он показал им четко, ху из ху!
Да. Нелегкая задача!
Мне бы такую веру!.. Я имею в виду — хотя бы такую, как у Петра. А у Него Самого, может, и не было, до самого конца?
«Оросим родные поля»?
— Осторожнее... тут ступеньки, — шепнул Петя.
«Вознесение» пошло?
Поднялись на какую-то невысокую трибунку... в центре поля, судя по ветру. Доски скрипели, гнулись. Как бы не провалиться... Но как было бы хорошо: в темноту свалиться и отлежаться там.
Вдруг за локоть меня схватили. Знакомая рука.
— Ты не бзди! — сиплый голос Жоза. — У меня — такой же вариант!
Что значит — «такой же»? — подумал я ошеломленно... И почему Жоз? Не знал, что он праведник. Умело он это скрывал.
— Сейчас мы им врежем! — прошептал Жоз.
Я вообще-то не собирался «врезать».
— Кому? — пробормотал я.
— А кому и всегда! — проговорил Жоз азартно. — Только впервые это нормально называется: Долина играет против Гор!
— ...Футбол, что ли? — проговорил я.
— Ну... как тогда было — битва гладиаторов, — блеснул эрудицией Петр. — Или — львы рвут христиан!
— А я, что ли, жертва?
— Наоборот. Ты — торжественная часть. Ну, давай, только по-быстрому! — Жоз трясся от нетерпения.
Так вот откуда оно, скопление народа! Битва гладиаторов... Футбол! Ну, тогда-то энтузиазм их понятен.
Все вдруг удалилось куда-то. Глуше доносилось. Или отключалась ссыхаемая голова? Глухо донеслась до меня сбивчивая речь Ездунова — мол, совесть порой нам подсказывает, что ее как бы нет, но на самом деле, если глянуть поглубже, врасплох ее застать, то она как бы есть.
— Во резину тянет! — нетерпеливо шептал Жоз.
— ...И вот она, совесть ходячая, — перед вами! — ухватил ускользнувшую было нить Ездунов.
Глухие (сквозь «вафлю» полотенца?)... да нет, сами по себе слабые аплодисменты. Футбола все ждут! А митинги уже остоюбилеили всем!
Да, мероприятие подготовлено лучше предыдущего, а идет хуже.
Я вздохнул, надеясь, что хоть удавку с лица снимут, но сценарий другой оказался. Кир сочинял, сука? Или Петро?
Вдруг раздался нарастающий грохот барабанов! Сюда идут?.. Точно!
— Пионеры, что ли? — с ужасом у Жоза спросил.
— Эти, бля... как их... бойскауты! — Жоз оборвал свою речь резко, чтоб, как я понял, что-нибудь более грубое не сказать в микрофон.
Барабанный треск прекратился. Два раза дружно топнули ноги — и тишина.