Очень большие деньги

Прошла минута. Человек докурил и бросил сигарету под ноги, тут же растоптав ее каблуком. Затем он отпрянул от машины и, вытянув голову, стал вслушиваться в ночную тишину. Ничего не услышав, он полез в карман и достал новую сигарету. Движения у него были дерганые, выдававшие глубокое душевное волнение.

Он щелкнул зажигалкой, и на секунду из темноты прорезалось его лицо, обрюзгшее и мрачное. Это лицо было Гурову незнакомо.

Он решился. Выйдя из-за дерева, он зажег фонарик и направил луч света прямо в лицо незнакомца.

От неожиданности тот вскрикнул и заслонился рукой. Сигарета выпала из его рта и, рассыпая искры, покатилась по камням.

– Спокойно! Милиция, – сказал Гуров. – Оставайтесь на месте.

Человек замер как изваяние и лишь попытался из-под рукава рассмотреть Гурова. Никаких попыток бежать или сопротивляться он не делал. Казалось, появление милиции в этом пустынном месте привело его в состояние шока.

Гуров подошел ближе и опустил фонарик. Крячко тем временем обогнул машину и ужом проскользнул на место водителя.

– Пусто, Лева! – негромко сообщил он. – Сейчас проверю, что у него тут такое… Ага, техосмотр пройден, атлас автодорог СССР – устарел документ, – водительские права… Лева, а ты знаешь, кто это?!

Разумеется, Гуров не знал. Поэтому он попросил незнакомца предъявить документы, предусмотрительно опять переведя на него луч фонаря.

– Это же Степанков, Лева! – радостно сообщил из машины Крячко. – Степанков Владимир Григорьевич. Он частными таксомоторами заправляет в центре Москвы. Кенарь его кличка была, пока он не остепенился. А прошлое у этого гражданина было бурное.

Теперь Гуров вспомнил. Действительно, перед ним стоял Степанков, в прошлом довольно известный в определенных кругах делец, не чуравшийся прямого криминала и не раз побывавший под следствием. С некоторых пор, правда, Степанков исчез из поля зрения правоохранительных органов, ушел в легальный бизнес и вел себя относительно тихо – разборки среди таксистов не в счет.

– Кенарь! А ты изменился! – невольно воскликнул Гуров. – Даже я тебя не узнал.

– Мы все меняемся, гражданин полковник, – хмуро сказал Степанков. – Жалко, что не в лучшую сторону. Я вот тоже сразу-то вас не признал. Испугали вы меня – чуть в штаны не наложил. Вдруг из темноты – документы! Разве так можно? У меня с сердцем проблемы…

– В следующий раз письмо тебе пошлем, – пообещал Гуров. – Оповещение.

– Да ладно, – вяло сказал Степанков. – Проехали. Паспорт смотреть будете?

– Отставить, – сказал Гуров. – Вижу, что Степанков, не принц Уэльский. Одного только я не пойму: как ты мое звание угадал? Темнота – глаз выколи, да и без погон я. Объяснение имеется?

– Да ведь… – растерялся Степанков. – Как же вас не узнать? Известный в Москве человек…

– В Москве, допустим, – строго сказал Гуров. – Но Москва далеко. И никак ты не мог ожидать меня здесь встретить. Или мог?

Степанков молчал. Из машины вылез Крячко и подошел к Степанкову сзади.

– А ты как вообще здесь оказался, Кенарь? – весело спросил он. – Отпуск на море проводишь?

– Не зовите меня Кенарем, гражданин полковник, – угрюмо попросил Степанков. – Это все в прошлом.

– А что в настоящем? – поинтересовался Гуров. – На Чемодана работаешь? «Шестеркой»? Ты знал, что мы должны здесь появиться? Только не ври!

Степанков отвернулся в сторону и безнадежно сказал:

– Ничего я не знал. А к морю ездить – не преступление. Вы вот тоже приехали.

– Верно, и это только укрепляет мои подозрения. То, что мы сюда приехали, – уже невероятно. Но то, что сюда приехал ты и ждал нас здесь на ночной дороге, это вдвойне невероятно. Оружие есть? Стас, обыщи его!

Степанков покорно поднял вверх руки и сказал:

– Оружие у меня зарегистрировано, гражданин полковник. Взял я его, потому что в пути небезопасно, сами знаете. Ничего такого я в виду не имел. У меня семья, дети… – В голосе его слышалась безнадежность.

Крячко обыскал его и помахал в воздухе найденным пистолетом.

– Хорош гусь! – сказал он. – Это ты о детях своих заботишься? У поселка Чистое в четыре часа ночи, с пистолетом в кармане? Есть у меня предчувствие, что детишек своих ты теперь не скоро увидишь.

– Послушайте, – вдруг сказал Степанков заискивающим, почти жалобным тоном. – Отпустите вы меня, а? Ну, хоть раз в жизни отпустите человека! Не сделал я ничего плохого, матерью клянусь! Ну, взяли меня за глотку – только маленькую щелочку оставили. Рыпнулся бы я, и все – перекрыли бы кислород. Я вам все расскажу, а вы меня отпустите, а? Понятно, что чем больше вы народу возьмете, тем вам почета больше, но сделайте уж милость, пожалейте! Просто по-человечески! Жизнь только начала налаживаться, детей на ноги почти поднял… А тут эта сволочь Глумов…

– Ага! Слово произнесено, – сказал Гуров. – Значит, никакой ошибки. Не зря ты здесь, Степанков.

– Не зря, – кивнул тот. – И, можно сказать, в курсе всех дел.