Очень хочется жить

- Ты под ним подкопай-ка ямку поглубже, Прокофий, - сказал я. - А то пойдет подвода, а еще хуже машина - прищемит…

- А что, если танк? - спросил Вася встревоженно, и светлые глаза его округлились. Он, очевидно, только сейчас осознал, что настил для того и положен, чтобы по нему ездить.

Чертыханов весело рассмеялся:

- Тогда, Вася, мы будем, как тесто, раскатанное для лапши.

- Танкам здесь делать нечего, - успокоил мальчика Щукин. - Боев тут нет…

Прокофий подкопал под Васей ложбинку.

- Вот тебе, Ежик, и могилка. И знать никто не будет.

- Что за глупые шутки! - прикрикнул на него Щукин.

Чертыханов тут же признался:

- Виноват, товарищ политрук, больше не буду. - И, лукаво подмигнув, шепнул мальчику по секрету, хотя тут слышно было даже дыхание. - Видишь, как тебя оберегают: будто наследника турецкого султана. - Почему именно «турецкого султана», Прокофий, пожалуй, и сам бы не ответил. - Ты поверни-ка оружие сюда, а то нечаянно продырявишь голову лейтенанту или политруку. - Вася послушно переложил пистолет, но руку от него не отнял.

Чертыханов умолк, склонив голову на ладони, и тут же послышалось тяжелое и громкое, со всхрапом, дыхание, похожее на вздохи усталой лошади; он уснул мгновенно. Было тихо. По дороге не проезжали и не проходили. Взошло солнце: в щель между бревнами настила упала теплая, золотистая полоска, осветила шею и небритый подбородок Щукина.

Потом незаметно для себя я задремал и сквозь дремоту вдруг услышал странный стук, приближавшийся к нам. Удары усиливались с каждой минутой, застучали над самой головой. Щукин толкнул меня в бок.

- Митя, подводы идут…

Все проснулись. Лошадиные копыта рождали сухой, бочковый гром: тук, тук, тук! Настил постепенно опускался. Вот бревна коснулись плеча, спины, мягко вдавливая нас в грунт. Заскакали окованные железом колеса по ребристой дороге, Щукин болезненно поморщился: ему придавило локоть. Вася сжался в комочек, на миг высунулся его вздернутый носик.

Лопатки больнее ощутили груз второй подводы. Протопали сапоги солдат. Гром стал отдаляться, постепенно стихая.

- Пронесло, - отметил Прокофий и опять уснул, изредка всхрапывая. Сон наваливался неотвязно и мучительно - не сон, а какая-то обессиливающая одурь. Грохот проезжающих подвод и шаги людей то нарастали, то опять стихали, и было такое ощущение, что стучали по ребрам то сильно, до боли, то слабо. К концу дня проползла, пересчитывая бревна, легковая машина. Настил, заскрипев и прогнувшись, плотно накрыл нас, вдавливая в грязь, и я вскрикнул: в груди как будто что-то треснуло. После такого пресса нажимы подвод казались уже нежными прикосновениями. Спать больше не хотелось, руки и ноги затекли и тупо ныли. Я взглянул на Васю Ежика.

- Жив, Вася? - Мальчик плакал, тихо, по-щенячьи повизгивая. - Больно?

- Нет, я ведь в ямке, до меня и не достает… Мне вас жалко… Как вы морщились…

- Потерпим, Вася, - успокоил я его таким тоном, как будто ничего и не случилось особенного и все идет так, как положено. - На войне и не такое бывает… Правильно я говорю, Чертыханов?

- Как по нотам.

Политрук кряхтел, стараясь переменить положение тела. В густую щетину бороды налипла грязь. Она высохла, сизая корка сковала подбородок. Глубоко запавшие глаза взглянули на меня по-прежнему спокойно, чуть грустная насмешка над собственным положением сузила их.

- Кажется, я задыхаюсь, - произнес он насмешливо. - Этот конюшенный запах меня окончательно отравит…

Прокофий определил, неунывающе посмеиваясь:

- Пахнет кислыми щами. - Он громко чихнул. - Не переношу сквозняков… Против запаха, товарищ политрук, мы как-нибудь выстоим, вернее, вылежим. А вот если грузовик приутюжит, пожалуй, задохнемся слегка. Зачем нас сюда занесло? Мало ли в окружности благоухающих рощ!

Но ни одна машина не прошла до самого вечера. Только простучали по ребрам лошадиные копыта и окованные железом колеса линеек. Кризис миновал. Настроение поднялось: ждать оставалось недолго. Вася приподнял курносую мордочку - мы почти столкнулись лбами, - сказал, глубоко озадаченный:

- А я, товарищ лейтенант, думал, что мы с вами всех сильней…

Щукин настороженно переглянулся со мной.

- А мы действительно самые сильные.

- Скажете тоже! - Ежик усмехнулся: нашли, мол, дурачка, который вам поверит. - Сильные, а лежим под мостом…