Очень хочется жить

- Я не хватаю, прошу тебя вежливо. - В голосе Прокофия прозвучала уже грозная и нетерпеливая нотка. - Отодвинься, говорят, не напирай. Ишь ты… Разорался. Испугал… Ты на кого орешь? На лейтенанта! - Чертыханов, отодвигая бойца, понизил голос: - Ты знаешь, что это за человек? Ого! Он шутить не любит, даст по затылку, - маму родную забудешь… - Боец, отступив от меня, встал на старое место, в ряд со своими товарищами, недоуменно моргая на ефрейтора. - И рубаху разорвал, дурак. Как будешь воевать с голым пузом? - Чертыханов щелкнул бойца по голому животу. - Нехорошо бойцу Красной Армии щеголять в детской распашонке… - Красноармеец, протрезвев, закрывал грудь, соединяя разорванные половинки гимнастерки, косо и смущенно озирался. Вася Ежик, не удержавшись, прыснул; улыбка промелькнула по небритым и хмурым лицам бойцов. Прокофий, отогнув клапан нагрудного кармана, размотал нитку, затем вынул иголку и подал бойцу. - На, зашивай… - Боец нехотя принял иголку. - Как зовут-то?

- Гривастов, - угрюмо бросил боец.

- Рядовой?

- Сержант.

- А по петлицам-то и незаметно. Ай-яй-яй!.. Значит, отковырнул треугольнички и под каблук… А командование, небось, присваивало звание торжественно, приказ читало… Носи с почетом… Ну, ладно, портняжничай. Бороды я вам всем опалю, если у вас нет бритвы, как Петр Первый боярам. Век не будут расти… Ух, и воняет же от вас, братцы, как от старых козлов…

Я поручил Чертыханову и Васе Ежику помочь бойцам привести себя в порядок. Вася, схватив в сенях ведро, сейчас же бросился к колодцу позади дома. Прокофий с чувством превосходства бодро покрикивал на бойцов, те, раздевшись до пояса, повеселев оттого, что гроза миновала, шумно плескались, смывая застаревшую грязь. Чертыханов правил на ремне бритву.

Мы со Щукиным вошли в избу. Здесь было тесно и сумрачно, застоявшийся запах немытой посуды, самогона, слежавшегося сена, крепкий и ядовитый, бил наотмашь, вызывая тошноту. На комоде были разбросаны фотографии, валялись белые мраморные слоники с отбитыми хоботами; со стены, с портрета, беспечно, наперекор всему улыбалось нам милое девичье лицо; девушка не подозревала, что в этой каморке когда-то, должно быть, чистой, полной свежего и зеленого воздуха, все перевернуто вверх дном. Над столом, заваленным остатками еды, висела семилинейная лампа с треснувшим стеклом. Развертывать знамя в таком помещении мне показалось оскорбительным.

Возле дома не стихали веселые голоса, пронзительный Васин смех, покрикивания Чертыханова. Бойцы уже ощутили на себе надежную руку дисциплины и воспрянули духом, и я еще раз убедился, что армия без дисциплины - безвольная толпа.

У крыльца Чертыханов брил тупой бритвой бойца; в открытую дверь доносились их голоса.

- Да ты не вертись, не морщись! Эка беда - три волоска выдерну… Сиди смирно! Долго вы удерживаете эту крепость?

- Пятый день. - Боец поведал доверительно: - Ох, и житье было!.. - Он вздохнул, сожалея, что житью такому, судя по всему, пришел конец. - Жарили баранину, самогоночки доставали… Отсыпались. Чуть кто идет - крикнешь ему сердито, щелкнешь затвором - и тот мимо. Много таких попадалось. - Боец засмеялся. - Один раз подошли двое, вечером. Гривастов как рявкнет: «Хальт! Хенде хох!» Те встали, руки вверх протянули, стоят. А сержант опять: «Кругом! Бегом, марш!» Те припустили в лес что есть духу!.. И смеялись же мы… Так всех и посылали мимо. И только вы вот нахрапом взяли…

- Нет, братец, это вы нахрапом залезли в этот дом, - возразил Чертыханов. - Нашли время отсиживаться!.. Снять бы вам штаны да прутиком по тому месту, чем вы додумались до такой жизни…

- Ох, знатно! - Вася рассмеялся.

Внезапно на поляне все смолкло.

- Здравствуй, отец! - Это был голос Чертыханова. - Заблудился или ищешь кого?..

Мы со Щукиным вышли из избы. Перед Чертыхановым стоял седенький старичок в голубой футболке с белым воротничком и обшлагами. Из воротника жалко высовывалась худая морщинистая шея, седой клинышек бороды торчал пикой; старик глядел на Прокофия, запрокинув голову. Было в его облике что-то жалкое, беспомощное и просительное. Вся щупленькая фигурка его накренилась на один бок: руку оттягивал глиняный пузатый и увесистый кувшин с узким горлышком.

- Зачем ты сюда пришел, старик? - строго допрашивал Чертыханов.

Старик виновато и устало улыбнулся, показав металлические зубы, поставил кувшин у ног.

- Да ведь вот, домой пришел… - Покосился на бойцов. - Самогонки принес… Две деревни обегал… - Оглядел нас, прибавил тише - Не хватит на всех-то…

Щукин подошел к старику, и Чертыханов тут же отодвинулся.

- Самогонки? - удивленно спросил политрук. Старик не знал, как себя вести, топтался на месте, просительно заглядывая теперь в лицо Щукину.