Очень маленькое созвездие. Том 2. Тихая Химера

В короткой синей тени у первого дома – здесь дорожки были засыпаны интересными разноцветными камешками, которое перегретое солнцем сознание сразу стало собирать в утомительные бессмысленные узоры – он немножко постоял, допил Тёмкин сок, и сначала нечаянно, а потом с любопытством заглянул в низкое окно – обычный класс. Только парты красивые, со встроенными терминалами, с мягкими креслами с высокими белыми подголовниками. Да и парт маловато… и чему же тут учат? Он еще посмотрел на томящиеся за стеклом, ухоженные комнатные цветы в одинаковых белых горшках, потрогал горячую макушку и двинулся дальше. За углом начиналась аккуратная дорожка, вдоль которой были высажены белые и синие низкие густые цветы. Он устало присел к ним, с минуту разглядывал сложные соцветия, а кустики цветов тянулись к его ладошкам так, будто никогда не чувствовали добрых рук. Юм гладил им листики и шептал неслышные ласковые слова. Потом пришлось все-таки оторваться от цветов и идти дальше, но он пошел медленно и успевал каждый белый, или синий, или редкий лиловый кустик отметить взглядом; и улыбался. Цветы тоже улыбались и струили радостный аромат. Потом он пересек пятиугольник просторного двора, образованного пятью, по виду очень школьными, зданиями, отбрасывающими густую, еще более синюю тень, прошел по аккуратной, как всё здесь, дорожке мимо одиноких деревьев и невысоких домиков, в которых тоже застыла синяя прохлада; вошел наконец в живую, рябящую тень сада. Огромные, чуть шелестящие круглыми листьями деревья высились над разбегающимися во все стороны широкими узорами синих, белых, лиловых, желтых цветов.

Юм автоматически прошел несколько шагов и остановился. Цветы. Много цветов. Всяких. Эта бесконечная и плавная, как щедрые мазки кистью, красота цветников нравилась Юму до того, что перехватило дыхание и в глазах стало горячо. Как хорошо. Слишком хорошо. Но…Если не ходить по этому саду, терпеть… Он же с ума сойдет. Это же цветы. Если они рядом, и к ним не подходить, то…Он больше ни о чем не сможет думать и точно сойдет с ума. Запросто. Цветы же. Может, понемножку? По чуть-чуть, чтоб только не свихнуться? И чтобы цветы не обижать? Не для радости? Так ведь можно? Только не надо себя выдавать. Он же теперь не больной ребенок, забиравшийся в единственную клумбу возле школы на Океане. Не надо выдавать это глупое нежное, жадное и живое существо внутри, которое жить без цветов не может. Про этого психа внутри Юма никто не знает. И не надо. Нельзя лезть к цветочкам на глазах у чужих… А чужие тут все. Так что будем воспитывать самообладание. В конце концов, в Бездне цветов не было никаких, и ничего, не подох.

Где не было цветов?

Опять он напоролся на битое стекло вокруг чего-то важного и забытого. Переждал темноту в глазах. Ладно, не время для цветов или Бездны. Он подумает об этом потом.

Вообще весь аккуратный, как тетрадка отличницы, тихий школьный городок пока очень нравился. Что ж такого в нем страшного спрятано? Юм уже согласен здесь жить, если разрешат, но чему здесь учат? Надо тут кого-то найти?

Он шел вперед сквозь тянущиеся к нему тонкие нежные запахи, все же посматривая на притягивающие глаза невиданные раньше цветы, и скоро увидел ту самую спортивную площадку, которую уже так долго слышал. Там мелькали легкие светлые фигурки, скакал оранжевый мяч, а дальше за парком проглядывала улица невысоких домиков и та большая башня. Что ему теперь делать? Он пошел медленнее, опасаясь подходить к звонкоголосым прыгающим мальчишкам. Взрослые хотя бы так не верещат, только их не видно… Голова болит. Жарко так, что тошнит…

Впереди был перекресток дорожек, шагах в двадцати. Юм на всякий случай остановился, когда на дорожку вдруг выскочил из затрясшихся, как от хохота, кустов худой темноволосый мальчишка. Он рванулся навстречу Юму, за ним сквозь забившиеся в истерике кусты проскочили еще несколько мальчишек и полетели вдогонку. Юм попятился в сторону, а удирающий мальчишка наткнулся на него черными веселыми глазами, оторопело приоткрыл рот – и затормозил так, что песок полетел из-под подошв. Он тоже, как тот в лесу, был большой, лет четырнадцати, и весь был охвачен неистовым прозрачным огнем озорства и нетерпения. Юм невольно улыбнулся. Словно подкравшись, мальчишка неслышно подошел к нему, чуть нерешительно коснулся плеча и вдруг высоко подпрыгнул и оглушительно – Юм шарахнулся – завопил:

– Мышь пришла!

На спортивной площадке разом стих плеск визга и голосов, так что Юм услышал, как, слабея, проскакал по грунту пропущенный мяч. Налетели другие мальчишки, стало тесно, страшно, шумно, и кто-то еще заорал:

– Это моя мышь! Я его первый увидел!

– Он на меня на первого посмотрел!

– Нет, моя, – черноглазый схватил Юма за плечи, завертел так, что Юм едва устоял, и прижал к себе: – Моя, моя мышка! Мышоночек мой хороший!