Ничего я толком и не разглядел. Кораблик, похоже, останавливался, но на палубе никого не было, повреждений визуально не обнаружил… Вернулся в непонятках.
— Паш, что за детский восторг-то?
— Бли-и-ин! Серега очередь ему прям под нос! Он в эту кашу влетел — и застопорился враз!
Я перевел взгляд на Серегу. Тот, улыбаясь, пожал плечами. Мне развитие событий начало переставать нравиться.
— Так, довольный капитан и писающийся от восторга наблюдатель! Какие у нас дальнейшие планы?
Пашка с Серегой недоумевающе переглянулись.
— Чего вы друг на друга таращитесь, а? Что дальше-то? Нас трое — каким числом на абордаж агрессора брать будем?
Пашка приуныл и перестал шумно восторгаться. Серега же наоборот, весело поинтересовался:
— А у тебя, похоже, паззл сложился уже?
Не знаю, как они, а я, считай, всю погоню только об этом и думал.
— Идея есть, но довольно дурацкая. Встаем метрах в пятидесяти, и громкими криками вызываем двоих к нам в гости. Пеленаем и допрашиваем насчет количества. Потом поочередно перевозим сюда, пакуем и складываем мордой вниз прям на палубе. А можно и тупо утопить на всякий случай.
Оба вытаращились на меня с выражением «а мы людоеда и не заметили!».
— Только вот давайте без этого. Вы мне дороже, чем хуй знает кто! И сам я себе дорог! А у бати у знакомого на старой работе сына-моряка такие же уроды раненого в море утопили, чтоб типа не возиться. Пираты типа. А вояки наши даже не почесались: мировая общественность, осудят, акт агрессии…
Меня начало колотить: батя привел как-то дядю Витю к нам, так он выглядел запойным синяком лет семидесяти, при этом он особо не квасил и был отцовым одногодком… Я мог ещё немало эмоциональных доводов привести, но Серега меня прервал.
— План вроде годный, а, Паш?
Пашка растерянно кивнул.
— На нем и остановимся. Только общаться, пожалуй, я с этими торопыгами буду. Паш, давай за штурвал, а ты, Родь, поищи, чем вязать будешь.
Я ссыпался к себе в машинное. Чего интересоваться, чего это я вяжи и как, и что… Сперва линьком перехвачу, а потом… Пластиковые хомутики пусть ленивые америкосы используют, у меня стальные хомуты в запасе лежат. Большие и много. А трещотка с «восьмой» головкой прекрасно их затянет. А будет кто противиться — завалю урода, другие поспокойнее станут. «А что, правда выстрелишь? В человека? Прям насмерть?» — что-то, толерантное донельзя, даже педофильное где-то, поинтересовалось внутри отвратительным голосом Ковалёва. «Да, сука. Уебу на хуй! И думать не буду!» — что-то ответило голосом Лебедя. И с этим Лебедем я был полностью согласен.
По итогам «спасательной» операции не пострелял только я. Пашка повеселился, по приказу капитана выдав две очереди из пулемета по «врагам революции» — после этого к нам прислушались и начали выполнять наши «непомерные» требования… Ездили по трое, голышом, в одних трусах, чтобы с обысками не заморачиваться — двое по очереди, повинуясь командам, поодиночке поднимались на борт, третий работал Хароном. Клали поочередно мордами в палубу и связывали. Допрашивал я первого, седьмого и последнего, Харона этого, в общем. В итоге другим Хароном пришлось поработать десятому — сам Харон ни передвигаться самостоятельно, ни лодкой управлять не смог бы. А на «бригантине» оставался-таки засадной полк! Этих перевозили по одному и Серега вдобавок страховал с мостика. Да, жестоко и жестко — а что делать? Зато с пальцами в двери у пиратов желание поделиться сокровенным с мной и Серегой становится просто нестерпимым… Я, правда, все три раза сопровождал последующим блёвом , но обошелся пока без спирта и уколов.
Разложив вокруг носовой артустановки четырнадцать азиатских корсаров, из которых выделялись габаритами и телосложением трое последних хитрецов, я поднялся на мостик. Пашка, сменив пулемет на автомат, гуманно предложил накрыть «джентльменов удачи» каким-то здоровенным чехлом: местное светило уже всерьез жарило, но двумя голосами «против» излишний гуманизьм был отметен. Так он и остался наблюдать за мычащим полоном — рты мы им законопатили и ноги связали тоже, уже веревками. Я, правда, вернулся с полпути, поорав Сереге, чтоб он спустился: никого из этих китайских Лундгренов я на мостик тащить не хотел, а вот для контроля порасспрашивать их очень хотелось. Вдумчиво.
Спустившемуся Сереге я вкратце объяснил политику партии — чёрт, дядя Виталик, батин приятель, засрал мне мозг подобными словосочетаниями дон
— Этих троих спартанцев, как мне кажется, вообще трогать не надо. Ты вот что… Сходи-ка умойся, а потом на камбузе глотни спиртику граммов сто. Для расслабления, а то ты напряженный, как электричество…
Серега ухмыльнулся.
— Не тебе одному «Даун-хаус» нравится, да-да. А ты взаправду искрить начнешь скоро. Иди, мы тут разберемся. Главное сделано.