Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Маршрут, предложенный предусмотрительным генералом Ноксом, привел их к Исаакиевскому собору и модной Английской набережной. Когда машина в полном одиночестве ехала вдоль замерзшей Невы, пассажиры ощутили атмосферу тихого ужаса; она окружала Зимний дворец и Петропавловскую крепость, расположенную напротив него на острове, – старую цитадель Санкт-Петербурга с имперским флагом, жалко висевшим в воздухе. Мосты через реку были пусты. Казалось, город сжался в комок перед волком в ожидании, когда тот набросится на него.

Муру и детей высадили у ее квартиры. Машина поехала дальше, в посольство, где Мериэл встретили встревоженные родители. Сэр Джордж, сожалея о том, что она вернулась из Йенделя так быстро, запретил ей выходить на улицу[45].

Три молодые женщины благополучно добрались до дома, и вовремя.

Позднее в то же утро набухшие грозовые тучи наконец разразились бурей: безмолвные улицы оказались переполненными толпами бунтовщиков и протестующих, которые что-то кричали и скандировали, сопровождаемые стуком лошадиных копыт и треском ружейных выстрелов. Солдаты царя решили встать на сторону рабочих; они вышли, неистовствуя, из своих казарм, и на улицах Петрограда вступили в бой: солдаты и революционеры воевали с казаками и полицейскими.

Это была кульминация насильственных действий, которые время от времени имели место на протяжении многих дней. Терпению людей пришел конец. Крестьяне и рабочие наконец дошли до той точки, когда не могли уже больше терпеть беспорядок и несправедливость, которые привели к пустым магазинам и пустым желудкам для бедных и безграничной роскоши для богатых. Нескончаемый поток солдат, которые возвращались на родину из окопов, где были ужасающие условия, лишь для того, чтобы вести полуголодную жизнь в России, еще более дестабилизировал и без того неспокойную обстановку.

Пока Мура и ее гости веселились в заснеженном Йенделе и отдыхали, наслаждаясь комфортом особняка, согретого теплом камина, в Петрограде по улицам текла кровь. Власти расклеили объявления, запрещавшие демонстрации. Люди не обращали на них внимания. И тогда, в воскресенье 26 февраля, правительство поднесло горящую спичку к бикфордову шнуру. Пока молодые женщины в Йенделе ездили на обеды и предвкушали свое возвращение домой, участники демонстраций, собравшиеся в пригородах Петрограда, стекались в правительственный район. На каждом крупном перекрестке располагались военные опорные пункты, повсюду ходили патрули, состоявшие из солдат и вооруженных полицейских. Когда демонстранты шли по Невскому проспекту – главной магистрали, ведущей в центр города, прозвучали первые выстрелы. Эти инциденты были единичными: нервничающие, неопытные войска, возглавляемые полными страха и гнева офицерами, стреляли в людей и десятки из них ранили. Демонстранты разбежались, а некоторые принялись швырять в солдат обломки кирпичей. На Знаменской площади насилие достигло кровавой развязки, когда какой-то полк открыл огонь, и пятьдесят человек были убиты[46].

С этими выстрелами Россия встала на путь, с которого не было дороги назад. Для Муры и для каждого русского мир вот-вот должен был измениться.

Здания были забаррикадированы; Дворец правосудия – подожжен, и любая постройка, в которой размещалась полиция, стала объектом ярости толпы. Она штурмовала тюрьмы и освобождала заключенных. К утру понедельника, когда в Петроград приехали Мура и ее друзья, отдохнувшие и беззаботные, на город навалилось тревожное временное затишье – перерыв для того, чтобы перевести дух, – прежде чем насилие разгулялось с еще большей жестокостью. В боях, которые велись в тот день, пехотный полк воевал с казаками и полицией, защищая восставших горожан. Всего несколькими днями раньше ситуация была обратная: казаки воевали против полиции, тогда как армия убивала людей. Никто не знал, кто на чьей стороне: район за районом и полк за полком, симпатии офицеров и рядовых колебались. Никто не был верен кому-то – никто, кроме голодающих рабочих и правящих аристократов. Они выбрали каждый свою сторону конфликта благодаря рождению и обстоятельствам.

Среди аристократов было по крайней мере одно исключение. В то время как на улицах города за окнами ее квартиры разворачивалась Февральская революция, а звуки оружейной стрельбы и вопли толпы эхом отражались от великолепных фасадов, Мура фон Бенкендорф внимательно наблюдала за происходящим и знала одно: какая сторона выиграет сражение за матушку-Россию, к той стороне она и примкнет. Другие, возможно, будут страдать и умирать, но Мура выживет.

Она еще понятия не имела, насколько тяжела будет плата за ее выбор, когда в конечном счете его сделала.