Очень откровенно

– Сама… – отрывисто приказывает он, возвращаясь к клитору, чуть прикусывая его, отчего я тихо всхлипываю, безмолвно умоляя закончить пытку.

Послушно поднимаю руки к груди и кончиками пальцев провожу по горящим соскам. Но невесомой ласки мне совсем недостаточно. Я сжимаю сильнее, чувствуя, как движения пальцев внутри меня становятся резче и интенсивнее.

Он знает какие-то точки внутри меня, которые начисто лишают способности мыслить.

Он умеет ласкать языком так, что я забываю собственное имя.

Оргазм накатывает со страшной силой. Он смешивается с огнем внизу, превращаясь в непередаваемый коктейль из удовольствия, усталости и тепла. Пламя гаснет, но оставляет тлеющие угольки.

Я снова чувствую, как Никольский наносит гель, только теперь ниже, раздвинув мне ягодицы. Сквозь стиснутые после ошеломительного оргазма зубы я пытаюсь протестовать, но он с неожиданной силой не позволяет мне подняться.

– Не бойся, Али-и-ина…

Он умеет очень сексуально тянуть мое имя.

– Мы не продержимся долго. Мы оба тебя хотим. Рано или поздно тебе придется это испытать. Лучше, если ты будешь готова… это всего лишь небольшая игрушка.

Я чувствую, как в попу входит что-то довольно небольшое. Смазки достаточно, чтобы не было боли, а после оргазма все мышцы расслаблены, и медленное проникновение даже приносит некоторое удовольствие.

К моему удивлению, через несколько секунд все заканчивается. Я чувствую наполненность, но она, к моему удивлению, не такое уж новое чувство.

– Дай руку.

Никольский помогает мне сесть. Я замираю, прислушиваясь к ощущениям.

Странно.

Довольно… волнующе.

И стыдно.

Интересно, в сумерках видно, как я краснею?

– Нравится? – с легкой ухмылкой спрашивает Никольский. – Слушай правила игры, Алина. Однажды – совсем скоро, может, уже завтра – мы возьмем тебя вдвоем. Ты будешь сверху Олега, он войдет в тебя и даст пару минут привыкнуть. А потом ты ляжешь ему на грудь, открыв мне попку, и я медленно войду. Мы будем двигаться в тебе вдвоем…

Он становится все ближе и ближе, почти касаясь моих губ.

– И тебе понравится, потому что это совершенно другое ощущение. Абсолютная беспомощность. Два члена в тебе. Четыре руки, ласкающих твою грудь. Но это завтра, а сегодня…

Он снова рукой проводит по моему животу, спускаясь на еще пульсирующий после оргазма клитор, а затем двумя пальцами опять проникает внутрь. Но теперь, вместе с игрушкой, что во мне, это совершенно другое ощущение.

– Сегодня мы поедем в город. И в тебе будет пробка. А на тебе не будет белья. Иногда… не слишком часто, я буду играть с этой разогревающей смазкой, что тебе так понравилась. Чтобы тебе было сложнее. И если ты будешь хорошей девочкой, если сумеешь продержаться и не кончить сегодня до полуночи, тогда наш контракт будет разорван по нашей инициативе.

Данил нежно целует мою шею, одновременно продолжая двигать пальцами внутри меня.

– Представляешь, какой шанс? Этот ненавистный тебе контракт, этот долг, из-за которого ты так нервничаешь… будет закрыт в твою пользу. Без выплат, без возвратов, с полной компенсацией обратной дороги. У тебя будет свобода от обязательств, которые ты даже не помнишь. Достаточно всего лишь…

Все заканчивается. Поцелуи, ласки, прикосновения – все. Никольский отстраняется и поправляет пиджак.

– Всего лишь удержаться и не кончить.

А теперь в его глазах вызов, который я не могу не принять.

– Справишься?

– С большим удовольствием, – улыбаюсь я.

Я отправляюсь переодеться и в номере на кровати обнаруживаю две небольшие коробки. Сначала я напрягаюсь, слишком много неприятных сюрпризов – пропавший мобильник тому подтверждение – было в последние дни. Но внутри всего лишь платье и туфли. Красивого темно-фиолетового оттенка, очень легкие и в то же время элегантные. Мне в голову вдруг приходит опасная мысль: кажется, платье выбирал Олег. А еще в это хочется верить, и я злюсь.

Злюсь на себя за физическое влечение, с которым не способна справиться. На Никольского и Долгих за игры в то время, как я каждый день борюсь с темнотой вместо памяти. На проклятую иронию судьбы, в ответ на взрыв лишившую меня воспоминаний. Едва я оказываюсь вдали от чувственных ласк, я чувствую сильную ярость, удивительным образом граничащую с обидой.

Для них все это игра. Веселье. Секс – оплаченный, причем. Порой кажется, что даже моя амнезия доставляет им куда меньше неудобств, чем они пытаются показать. Более того – она привносит в отношения перчинку.

И это бесит. Пока я изо всех сил барахтаюсь, они забавляются и удовлетворяют собственные потребности.

Чем дольше я кручу все это в голове, тем больше раздражаюсь. Эмоции после возбуждения и наслаждения на пляже утихают, оставляя опустошенность и разочарование. Я все еще чувствую на себе руки Никольского, но это воспоминание не приносит ни тепла, ни удовольствия.

Прежде, чем одеться, я долго стою в душе. Наверное, я опаздываю, но плевать – если бы было критично, в дверь моего номера бы уже барабанили в две руки.