— Не учи меня, — голос изменился, стал похож на ледяную глыбу. — Когда я решу оттолкнуть ее, мой способ будет гораздо эффективнее дурацких объяснений. — а это пугало даже такого екая, как Кенжи.
— Как знаете, господин. — потому что сейчас это единственный ответ который должен был прозвучать. Повиновение и больше никаких сраных, ненужных убеждений.
— Унеси ее, — решительно и не позволяя ни единого возражения.
— Да, Кирихито-доно.
За спиной послышался шум одеяла, он не видел, но понял, что Нанами уже на руках у слуги.
— И Кенжи, — слуга остановился — Возьми это стеклянное барахло, с кровати — там валялась лишь одна вещь, прекрасная роза, которую сам же и сделал из бокала. За нее, был награжден улыбкой Нанами и ее теплыми, как летнее солнце, объятьями. — Выкинешь по дороге. — ни капли жалости к своему безупречному творению.
***
— Нанами-тян, солнышко? — шептал змей у изголовья богини, слегка поглаживая каштановые волосы — Уже полдень, пора вставать. Я приготовил тебе завтрак. Просыпайся.
Нанами видела прекрасный сон. Слаще любой сладости. Чудеснее, самого сильного волшебства.
Она в белом, пышном платье. Вокруг пояса повязана багровая лента. Тут много народу и у всех счастливые лица. Здесь просто море красных цветов. Розы… Прекрасные и величественные розы, всюду куда не глянь. Впереди расположилась, прекрасно украшенная арка, а около нее стоит он. Багровые глаза, притягивают своим загадочным блеском. И Нанами неспешными шагами приближается к ним. Буквально плывет, удерживая в руках алый букет. Красивая музыка льется из ни откуда. А он стоит впереди. Ждет и чертовки соблазнительно улыбается. Нанами поравнялась со своим идолом, погружается в глубину его до неприличия красивых глаз.
— Просыпайся, Нанами-тян? — гладит рукой ее каштановые пряди, свисающие на белое платье с плеч.
— Чего? — не понимающим голосом спрашивает Нанами у Кирихито.
— Вставай солнышко, уже полдень — отвечает он ей в ответ. Что совсем не привычно. Будто это вовсе не он.
— Кирихито… — богиня тянет к нему свои руки. Прижимает крепко к себе и в эту секунду открывает сонные глаза. — ААААААААА!!! — орет она, оттолкнув голову Мидзуки.
А змей, будто дубиной ударенный, смотрит на нее округленными глазами. Неосознанная нежность хозяйки застала врасплох, и заставила растерять весь дар речи, под чистую.
— Ки...Кирихито? — дрожащими губами, выговорил он. — Тебе кошмар приснился, Нанами-тян?
А что еще может сниться с участием этого треклятого демона? В понимании Мидзуки иной вариант не возможен. Если снится Акира, значит это кошмар, ужас, конец гребаного света. Потому, что видеть этого наглого, до жути высокомерного, жестокого ублюдка даже во сне, сравнимо лишь с пыткой. Для него точно.
« Что происходит … — недоумевает Нанами, оглядываясь по сторонам. Вокруг привычная мебель, футон, телевизор что принес Томоэ — Почему я здесь…? »
На футоне, около подушки, покоится стеклянная роза. Потихоньку начинает доходить, что это может первый, но в то же время и последний подарок. Рука дернулась в воздухе на уровне головы. Будто Нанами этим жестом, хотела смахнуть поток мрачных мыслей, разрывающих душу на части. Глаза уже помутнели от образовавшейся прозрачно, влажной, как холодный снег, пелены. Присев около футона, Нанами подняла бесценную вещь. Повертела, разглядывая получше при ярком, дневном свете. Хочет убедиться, что все события вчерашнего дня, не сон и не глупая фантазия. Все было реальностью и подтверждение в ее руках.
« Он обманул меня …» — прошибает голову мучительная догадка, и от этого сердце сжимается клубочком, как маленький беззащитный котенок.
— Не плачь, Нанами тян — успокаивает демон присев рядом и приобняв, ее за плече. — Дурные сны быстро забываются.
Но вот вчерашний « дурной сон », успел стать заветной мечтой. Такой близкой. Такой ощутимой. Нанами трогала эту мечту. Ласкала. Целовала. Называла по имени. Сжимала в объятьях так крепко, как могла, чтобы только не выскользнула. И все что осталось от мечты, это стеклянная роза, которую сейчас, прижимая к груди, орошает жгучими, словно уксусная кислота, слезами. Может она оживет. Прозрачные лепестки станут багровыми, чтоб напомнить цвет глаз ее мечты. Но нет, цветок не оживает. Безупречно красивая вещь, но холодная и бездушная, как ее создатель.
— Что это на тебе надето? — Спрашивает змей, вырывая богиню из потока своих мучений.
Действительно что? Ведь ночью Нанами лежала голой в его объятьях, а теперь на ней куча одежды. Сверху ее юката, немного перепачканная соевым соусом.
— Я же ее в стирку положил, а ты опять ее надела. — возмущается, заботливый хранитель.
Нанами и не подозревает, что своим спасением обязана Кенжи. На удивление сообразительный малый. Если бы Мидзуки увидел на ней мужскую юкату, которая одета, прямо под низом, то впал бы в глубочайшую депрессию и ступор. А если бы узнал чья она, вообще отдал бы концы на ее же футоне.