Очень смертельное оружие

– Или, наоборот, с головы на ноги.

– Жареная мурена, – напомнил Иродиадис, доставая из корзины пакеты с едой и пластиковую посуду. – Не забудь загадать желание.

Мурена оказалась на удивление вкусной. Мы запивали ее шампанским, а потом, разомлев от жары, просто молча лежали на песке, прислушиваясь к мягкому шороху волн.

– Пойдем поплаваем, – предложила я. – Иначе я окончательно расплавлюсь и превращусь в медузу.

Океан был теплым, как парное молоко, но все-таки в воде было прохладнее, чем на воздухе. Я выбралась на берег и, взяв полотенце и расческу, стала приводить в порядок волосы.

Стив расстегнул сумку и вынул из нее фотоаппарат.

– Давай я сфотографирую тебя.

Я с удивлением посмотрела на мощный телескопический объектив. Это тебе не туристическая «мыльница».

– Ты что, увлекаешься фотографией?

– Это одно из моих хобби. Я даже подумываю о том, чтобы устроить свою персональную выставку.

Шакал, если, конечно, это был он, удивлял меня все больше и больше. Нет, все-таки русские киллеры далеко не так ограничены в своих интересах, как их обычно представляют.

– Боюсь, я не слишком фотогенична.

– Ошибаешься. В этом деле все зависит от фотографа. На моих снимках ты будешь выглядеть не хуже, чем профессиональная фотомодель.

Стив со знанием дела давал мне указания, как и где стоять, как улыбаться, о чем думать и что представлять. Похоже, он действительно разбирался в том, что делает.

– Ладно, теперь я тебя сфотографирую. – Я протянула руки к камере.

– А вот я действительно не фотогеничен.

– Не скромничай. Это тебе не идет.

– Серьезно. Ненавижу фотографироваться. Ты не поверишь, но у меня нет даже детских фотографий.

«Ничего удивительного, – подумала я. – В отличие от фотомоделей киллеры предпочитают, чтобы их лица не мелькали на обложках журналов».

– Дай я тогда хоть море сфотографирую. Никогда в жизни не держала в руках подобное чудо техники. Я пользуюсь исключительно автоматическими камерами, рассчитанными на полных идиотов. Кстати, какое увеличение у твоего объектива?

– Пятидесятикратное, – похвастался Иродиадис.

– Здорово. А как его регулировать?

– Сейчас я тебе покажу.

Камера оказалась на удивление тяжелой. Я села на землю, для удобства оперлась локтями о колени и, наведя объектив на маячивший на горизонте корабль, отрегулировала его на максимальное увеличение.

В кадре мелькнули лопасти сине-белого вертолета. «Абу Захид», опустив камеру вниз, прочитала я надпись на борту.

– Потрясающий фотоаппарат! – восхитилась я. – Представляешь, я даже название корабля смогла прочитать: «Абу Захид». Не знаешь, кому он принадлежит?

– Судя по названию, какому-нибудь богатому арабу, – пожал плечами Стив.

Врет, конечно, что не знает. И правильно делает.

Я перевела объектив на верхнюю палубу, гадая, находится ли на корабле знаменитый Халед Бен Нияд и как он может выглядеть.

– Интересно, куда он направляется? – задумчиво произнесла я.

– Кто?

– «Абу Захид». Не возражаешь, если я немножко понаблюдаю?

– Зачем тебе это?

– Издержки профессии. Ты не представляешь, как скучно сидеть целыми днями и придумывать детективные повести. Гораздо приятнее чувствовать себя героем детектива.

– Это зависит от того, чем заканчивается повесть.

– Мои истории обычно заканчиваются хорошо.

– Для кого хорошо? У тебя там что, никого не убивают?

– Убивают, конечно. Иначе бы их не напечатали. Кому нужен детектив без трупов? Мои издатели – как киллеры: зарабатывают на крови.

– И ты, конечно, всегда убиваешь плохих парней и оставляешь в живых хороших?

– Скажем так: в силу необходимости приходится ликвидировать некоторых персонажей, преимущественно наименее симпатичных. Я пишу веселые детективы, а не ужастики.

– Значит, ты, как ты выражаешься, «ликвидируешь» преступников и убийц?

Вот ведь привязался! Какая ему разница, кого я ликвидирую? Нет, у этого парня явно какие-то проблемы. Совесть его, что ли, начала мучить? Только этого мне не хватало. Убийцы, страдающие от угрызений совести, не были мне особо симпатичны, как, впрочем, и прочие личности, терзающиеся от неразрешимых внутренних противоречий. «Достоевщиной», как и корью, я с успехом переболела в детстве. С тех пор я успела пообщаться с таким количеством психопатов и личностей с психологическими проблемами, что утомилась от мутных глубин душевных терзаний и стала предпочитать людей с нормальной устойчивой психикой.

– Далеко не всегда. Это было бы примитивно, как штампованный вестерн. И скучно. Добро побеждает, зло наказано. В жизни так почти никогда не случается.

– А как случается?

– По-разному. Странный вопрос. На подобные вопросы не бывает однозначных ответов.

– А я хочу получить однозначный ответ. Я привык к однозначным ответам.

– В таком случае ты обратился не по адресу. У меня таких ответов нет.

– А как же ты тогда принимаешь решения?

Оторвавшись от созерцания «Абу Нияда», я с удивлением посмотрела на Шакала.

– Что?

– Я спрашиваю, как ты принимаешь решения, если у тебя нет однозначных ответов? Откуда ты знаешь, что правильно, а что неправильно?

Я тяжело вздохнула.