Очень смертельное оружие

– Мне рассказал об этом сам Марик. Однажды, еще в студенческие времена, после экзаменов он зашел ко мне с бутылкой «Хванчкары». Родители были на даче, и мы решили отпраздновать успешную сдачу сессии. Вдвоем мы прикончили «Хванчкару», потом я достала из холодильника «Киндзмараули». Кажется, Марик выпил еще пару рюмок шартреза, а потом я предложила тост за братьев и сестер. У меня не было родных братьев, у Марика тоже, и я сказала, что это просто замечательно, что мы оказались родственниками.

Неожиданно Марик ударил кулаком по столу, а потом уронил голову на руки и заплакал. Я решила, что он слегка перебрал. Красное вино с ликером, да еще после экзаменов – далеко не лучшее сочетание. Только что он шутил, был в прекрасном настроении – и вдруг такая резкая перемена. Я вообще никогда не видела, чтобы он плакал. Я хотела уложить его в постель, но Марк оттолкнул меня и внезапно заговорил о своем похищении. Тогда он и рассказал мне, как все происходило на самом деле.

Я оставила брата ночевать у себя. На следующий день он терзался жестоким похмельем и почти ничего не помнил. Я спросила, правда ли то, что он мне рассказал. Марик впал в ярость и заявил, что это был пьяный бред. Он взял с меня слово навсегда позабыть об этой истории и ни при каких обстоятельствах никому ее не пересказывать.

По правде говоря, я не знала, что и думать. Марик рассказывал так, словно переживал все заново. Он был так убедителен, что не поверить ему было просто невозможно. В то же время сама история была настолько дикой, что поверить в нее было еще труднее. Я постаралась выкинуть рассказ Марика из головы и ни с кем никогда его не обсуждала.

Теперь Марика нет, его мать лишилась рассудка, и уже давно никто не вспоминает Даниила Симонию. Нет даже Советского Союза. Срок давности много лет как истек. Тайны прошлого уже никого не волнуют. Честно говоря, я даже рада, что могу с кем-то поговорить об этом. Мне бы хотелось узнать – действительно ли все произошло именно так, или это были пьяные фантазии поэта?

Голос Нины звучал напряженно и как-то слишком ровно, словно она изо всех сил старалась держать себя в руках.

Я вслушивалась в шелест слов, доносящихся с другого конца планеты, и не знала, верить или не верить тому, что я слышу. Такое мог выдумать лишь совершенно больной, извращенный ум. Только чей ум – Марика или его брата?

Закончив разговор, я встала и вышла на балкон, чувствуя, как внутри закипает ярость. Ярость собственного бессилия. Хотя я и убедила себя в том, что смирилась с фактом, что мир совсем не такой, каким я представляла его в детстве, иногда, сталкиваясь с проявлениями темных сторон человеческой натуры, я почему-то чувствовала себя обманутой.

То, что рассказала мне Нина, не могло быть правдой. Такого просто не должно было произойти. Вернее, мне хотелось бы, чтобы ничего подобного в мире не происходило. К сожалению, от наших желаний ничего не зависит. Мир такой, какой он есть, и лучшее, что я могу сделать, – это принимать его таким.

Внутреннее напряжение не отпускало. Злость трансформировалась в ищущую выхода агрессию. Надо было как-то успокоиться. Я подумала об оставшихся в коробке конфетах с ликером, но поняла, что даже такое ударное средство вряд ли сейчас поднимет мне настроение. Пожалуй, имеет смысл потренироваться. Нет лучшего способа избавиться от бурлящего в крови адреналина, чем занятия боевыми искусствами.

Вернувшись в комнату, я вытащила из тумбочки подаренный Стивом рентджонг и попыталась сообразить, каким хватом его лучше держать.

Никогда раньше мне не приходилось работать с колющим оружием, имеющим пистолетную рукоятку. С тех пор как я увлеклась танцами, я и с обычным ножом давно не тренировалась. А зря. Похоже, на Бали рукопашный бой пригодился бы мне больше, чем танцы.

Я несколько раз взмахнула рентджонгом, привыкая к нему. Ощущение было непривычным, да и удары были явно слабоваты. Это означало, что лезвие и предплечье были расположены под неправильным углом и отклонялись с линии концентрации энергии. При плохо нанесенном ударе в цель я могла запросто повредить себе запястье. Для начала мне предстояло почувствовать оптимальные траектории движений.

«Луксаман Сурьяди должен в совершенстве владеть рентджонгом, – подумала я. – Может, попросить его поучить меня?»

Мне вспомнился рассказ Стива о подобном амоку боевом трансе Луксамана. Давненько я не воспроизводила состояние боевого транса. А что, если попробовать сейчас? Выброс подавленной агрессии в трансовых состояниях практиковался многими народами и имел целительное воздействие на психику. Это был своеобразный катарсис тела и духа, в котором за считанные минуты выбрасывалось все мутное и злое, вся тяжесть, накопившаяся в душе, все комплексы, вся затаенная агрессия.

Я встала посреди комнаты, взяла рентджонг в левую руку и начала с шоу-даосской медитации «оживления» оружия. Я вытянула руки вперед, плашмя положив лезвие на правую ладонь, и сосредоточилась на энергетических центрах тела, вызывая в них мощную пульсацию чи.[5]