Очень странные увлечения Ноя Гипнотика

– Сара шутит, что из нас получился бы один нормальный человек и один киборг.

– Кстати о киборгах. – Я показываю на гибрид очков с биноклем на столе, откуда пучок проводов тянется к ноутбуку.

– Мы называем его «Оракул».

– Вы с Сарой?

– Нет, я имел в виду… Не важно. – Он указывает на край кровати: – Присаживайся.

Я сажусь и краем глаза замечаю на экране страницу с заголовком «Каталепсия и НЛП». Ротор разворачивается ко мне вместе с креслом, и я вдруг будто оказываюсь в кабинете врача, который сейчас скомандует мне открыть рот и сказать «а-а-а».

– Тебе нужна новая колея, – говорит он.

– Чего? – Я пытаюсь встать, но ноги не слушаются, тело наливается тяжестью – глаза, голова, руки, – словно я всю жизнь был пустым сосудом, а сейчас меня наполнили песком и камнями. – Мне пора домой. – Губы тоже еле двигаются, и я не уверен, сказал ли что-нибудь вслух.

– Все просто, Ной. Доверься мне.

А вот и часть вторая

Мила Генри:…поэтому, наверное, я с таким упорством описываю настоящих людей. Из-за мелочей.

Ведущий: Мелочей?

Мила Генри: Да, я предпочитаю мелочи.

Частичная расшифровка беседы с Милой Генри, Гарвард, 1969 (последнее известное публичное выступление Милы Генри)

15. туман

Два года назад наша семья отправилась летом в карибский круиз, и среди многочисленных вечерних развлечений был гипнотизер. Помню, я с ужасом и любопытством наблюдал, как он приказывает женщине, вызвавшейся из зала, закрыть глаза и вообразить, будто она находится на вершине красивой длинной лестницы из ста ступеней. Он внушил ей, что с каждой ступенькой она будет все больше расслабляться и успокаиваться. В конце концов женщина впала в состояние марионетки, полностью подчинившись воле кукловода. Зрелище было жуткое, но еще сильнее я испугался в последующие дни. Всю неделю я то и дело встречал эту женщину на палубе, замечал ее лицо среди публики на других вечерних представлениях – фокусника, комика, варьете, – и она ни разу не улыбнулась. Просто сидела, глядя в одну точку, как кукла.

Найки не намерена уступать. Она стережет дверь, точно часовой, блокируя мне путь наружу, и спокойно озирается, будто я не стою от нее в одном шаге. Я поднимаю кошку на руки, ожидая яростного сопротивления, но она трется мордочкой о мою руку и мурлычет. Высаживая ее у подножия лестницы, я оглядываюсь наверх, откуда только что спустился: дверь в комнату Ротора закрыта, из-под нее просачивается мягкое свечение. Он ни слова не сказал, когда я заявил, что с меня хватит, не проронил ни звука, когда я через силу открыл глаза, поднялся и выполз из комнаты.

«Все просто, Ной. Доверься мне. Закрой глаза. Дыши глубже; вдох – выдох, хорошо. Итак. Ты стоишь на вершине лестницы…»

Голова раскалывается от пульсирующей боли, я мысленно клянусь никогда не возвращаться на Пидмонт-драйв и выдвигаюсь через наружную дверь и передний двор в направлении дома, гулко топая по тротуару.

Старик Курт кивает, когда я иду мимо. Он сидит на том же месте, на крыльце соседнего дома, но сигара почти догорела.

Его пес гавкает. Эйбрахам, так его назвал Ротор.

Я останавливаюсь. Все чувства слегка притупляются, расплываются в тумане. Я оглядываюсь на дом Ротора, не в силах отогнать нелепое чувство, что уже бывал там до сегодняшнего вечера.

Эйбрахам поскуливает, неотрывно глядя на меня блестящими глазами, внимательными и всезнающими.

Курт гладит пса по голове и начинает тихонько говорить, так что я едва слышу:

– Как-то прошлой весной отправился я в поход к Голодной скале, там все очень прилично устроено – с гидами, верховой ездой и винодельческой фермой, – но мне-то это ни к чему, верно, Эйб? Нет уж, господа хорошие, хуже нету, когда природу вот так причесывают. – Я неподвижно стою на газоне напротив чужого дома и слушаю, как его хозяин рассказывает своему псу: – В общем, я схожу с трассы, чтобы без экскурсовода побродить, и набредаю на эту пещеру. Не туристическую, с красивым водопадом, указателями и прочей мишурой, а просто пещеру. Темную, сырую и жуткую, как сама преисподняя. Ну, тебе ли не знать, какой я любопытный варвар. Хватаю я палку наперевес и забираюсь внутрь. Как по мне, что за радость без испытаний, какой толк в жизни без риска? Я решил рискнуть и пройти испытание, и уж поверь, так я и сделал. И знаешь, кого я встретил в пещере? Хочешь – верь, хочешь – не верь, Господа всемогущего! Вот такие чудеса. И знаешь, что Господь мне сказал? – Медленно, с расстановкой, Курт делает последнюю затяжку и втаптывает в землю окурок. – Он сказал мне выйти на свет.

Дорогу домой я едва фиксирую, то и дело погружаясь в свои мысли, и в движении нет ни радости, ни внутренней ценности, только растерянность.

Когда я входил в дом Ротора, Эйбрахам был колли.

Когда я вышел, он оказался лабрадором.