Очень странные увлечения Ноя Гипнотика

– Тихо, – командует Пенни, – не перебивай старших. – Потом мне: – Ты не замечал, что Флафф странно ведет себя в последнее время?

– Разве что считать странной его манеру врезаться в стены.

– В том-то и дело. Он больше так не делает.

– Я только что видел, буквально позавчера.

Пенни закатывает глаза:

– А я-то этого не видела, дорогуша.

У моей сестры случаются фазы полного поглощения одной идеей, и тогда ничего другого просто не существует. В данный момент она одержима фильмами с Одри Хепбёрн, поэтому не перестает уговаривать меня посмотреть с ней «Завтрак у Тиффани» и называет всех без исключения обитателей дома «дорогуша».

– Он снова лает, – продолжает она. – Ты обратил внимание?

Флаффи гавкает из коридора, словно в подтверждение ее слов.

– Боюсь, он изрядно постраннел.

– Нет такого слова, Пенн.

– А должно быть. И к тому же он слегка… не знаю… получшел, что ли.

– В каком смысле «получшел»?

– Ну, приобрел резвость, может быть.

– Пенни, даже когда у Флаффи еще была резвость, он не отличался особой прытью.

Она все еще торчит в дверном проеме: голова в комнате, а всё остальное в коридоре с Флаффи.

– Так или иначе, на самом деле я заглянула уточнить наши планы на сегодняшний вечер.

– А… ясно, ты нашла новые аргументы.

– Уверяю тебя, дорогуша, я не представляю, на что ты намекаешь.

– Совсем не представляешь?

– Ной! Дорогуша! Слушай. Я не знаю, о чем ты говоришь. Но очень надеюсь, что ты поведешь себя разумно.

– Договорились.

– Тогда как на данный момент твоя позиция насчет «Завтрака» абсолютно неразумна.

– Я обожаю завтрак.

– Ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Еще бы.

Пенни прокашливается и наконец полностью проникает в комнату. Я буквально чувствую, как пол моей минималистичной обители содрогается, не в силах принять яркую и причудливую Пенни Оукмен. Сегодня на ней винтажные черные кеды, ярко-розовые лосины с вышитыми черепами и сердечками, юбка, цвет которой лучше всего описывает фраза «пожар в зарослях фуксии», и футболка «Я Нью-Йорк», а растрепанная черная шевелюра наводит на мысль, что в парикмахерской сестра попросила прическу в стиле Беллатрисы Лестрейндж[9].

– Сидеть, – бросает она в коридор (отвечая на поскуливание Флаффа в духе «куда подевалась Пенни?»).

Сестра пересекает комнату и вручает мне конверт, надписанный моим именем и фамилией; ее осанка и движения подчеркивают торжественность момента.

– Вот. Я составила список причин, по которым ты обязан пересмотреть свою позицию по «Завтраку у Тиффани», и, в частности, причин, по которым ты обязан посмотреть этот фильм именно вместе со мной. Прочти на досуге, когда тебе будет удобно, хотя, вообще-то, лучше раньше, чем позже.

«Вообще» она произносит как «ва-апще».

Я сую конверт в карман, стараясь не расхохотаться.

– Учту твои пожелания.

– Стоп, ты что творишь?

– В каком смысле?

– Ты сунул список в карман. – Пенни таращится на мои брюки, словно их карман коварно сожрал плоды ее трудов.

– А куда мне его девать?

– Так ты про него забудешь, – уверяет она.

– Не забуду.

– Неужели? – Пенни притопывает ногой, идеально воспроизводя мамин жест. – А помнишь, как ты положил в карман «КитКат» и забыл про него…

– И?

– И пару часов спустя все подумали, что ты обосрался?

– Не говори «обосрался», Пенни. И я по-честному не забуду. Вот, смотри. Я поставлю будильник на айфоне. Для страховки.

– То есть, когда зазвонит будильник, ты прочитаешь письмо?

– Обязательно. Прочитаю и приобщусь мудрости, содержащейся в нем.

Пенни церемонно кивает:

– О большем я и не прошу.

Тут из коридора тявкает Флаффи, и Пенни добавляет:

– То есть мы с Флаффи не просим, если точнее. А теперь, если позволишь, меня ждут великие дела.

– К твоему сведению, восьмой класс не настолько важен, как можно подумать.

– Может, у тебя так и было, – отвечает сестрица, выходя из комнаты, – но я намерена произвести фурор.

19. старик Зоб

Если ехать в школу длинной дорогой, то можно застать старика Зоба на маршруте. Я слегка притормаживаю между Милл-Гроув и Эшбрук, и вот он собственной персоной: трость, шляпа и зоб размером с картофелину на левой стороне шеи. Кто ты, старик Зоб? Проповедник на пенсии? Ветеран войны? Олигарх сети фастфуда? Сегодня я представляю себе его молодость: он преуспевающий ресторатор в Париже, американский экспат из Алабамы, сделавший ход конем в высшее общество, весь такой «вуле-ву куше авек муа»[10]. Я медленно нагоняю его, стараясь не вывернуть шею, проезжая мимо. Старик Зоб выглядит по обыкновению мрачно, храни его Господь. Дед определенно знает цену прогулкам. Он никогда не отрывает взгляда от тротуара, непоколебимый в своей решимости гулять именно в это время, именно в этом месте каждый божий день.

Ничто так не взбадривает меня, как старик Зоб.

Когда я паркуюсь на школьной стоянке, тоски по поводу начала учебного года как не бывало.

– Ной!