Очень странные увлечения Ноя Гипнотика

Даже в таком состоянии я не могу не восхищаться жизненной силой сестры: улыбка в ее глазах напоминает проснувшийся вулкан, готовый к извержению по первому знаку подтверждения, что да, я на самом деле согласен посмотреть с ней фильм.

Я прокашливаюсь и отклоняюсь назад, чтобы набрать импульс для подъема:

– Ага.

– Что «ага»? – переспрашивает она, заканчивая реплику своеобразным гибридом смеха и повизгивания, но у моей сестры это получается необычайно мило.

– Я отметил «да», Пенн. Не дави.

Не знаю, как правильно описать движения, когда Пенни пляшет от радости. Наверное, никак, но если очень приблизительно, то представьте себе щеночка, который напился на рок-н-ролльной танцульке пятидесятых и вопит от избытка чувств: «Оу-йе! Оу-йе-е-е! Ах-ха-а-а!»

Я предупреждаю Пенни, что в данный момент я не в форме, что мы посмотрим кино в подвале после школы, и она так счастлива, будто я вручил ей чек с открытой суммой и велел не скромничать с покупками.

Но да, я тоже чувствую, что жизнь налаживается.

Оказывается, притворяться больным, чтобы откосить от школы, гораздо легче, когда родители в твоем присутствии ходят на цыпочках.

– Мне нездоровится, – сообщаю я им в кухне. – Похоже, я заболеваю.

– Ладно, – отвечают они, и через час в доме уже никого нет.

Я ставлю телефон на беззвучный режим, бросаю его на матрас и открываю ноутбук. Иногда мысли приходится собирать целую вечность, они ползут улитками, а в другой раз взрываются сверхновой – драгоценный последний миг в жизни звезды, когда ее истинное величие даже пугает, мощное выступление на бис перед вечностью. И хотя я едва в состоянии держать глаза открытыми, мне нужно избавиться от сверхновой у меня в голове.

82. моя краткая история, часть сороковая

2003 год. Ник Бостром, профессор Оксфордского университета, публикует статью с «доказательством симуляции», в которой описывает три возможных варианта для будущего человечества, или постчеловечества: а) мы вымрем еще до достижения постчеловеческой фазы; б) достигнув постчеловеческой фазы, мы будем не в состоянии симулировать реальность и в) мы в данный момент живем в симулированной реальности.

Вот в чем суть: учитывая траекторию технологического прогресса и предполагая его дальнейшее развитие, можно представить, что в какой-то момент мы научимся симулировать реальность, и если считать, что находящиеся внутри такой реальности не знают о ее ненастоящести, тогда будь наша нынешняя цивилизация действительно симулированной, то мы а) ничего не поняли бы и б) были бы уверены, что она подлинна. Как тени, пляшущие на стене пещеры. И мы, как Нео в начале «Матрицы», приняли бы то, что нам предложено, и жили бы в режиме автопилота, причем с удовольствием. А вдруг…

83. курсор мигает

«А вдруг…»

«А вдруг…»

«А вдруг…»

Я закрываю документ и открываю Гугл, вбиваю туда «Элам», «Амброзия», «Феникс», «Эва» и «Рен», вдумываюсь в значение имен, – от Филипа Пэриша к Понтию Пилоту, от Натана к Джонатану, – размышляю о моем имени по отношению к Эйбрахаму и Эламу, о моем имени по отношению к Нео, о моем имени по отношению к НОАА и вообще о моем имени. Я смотрю на экран целую минуту или целый час, и хотя я не выспался только сегодня, мне внезапно кажется, что я не спал месяцами. Закрываю компьютер, валюсь на кровать, зажмуриваю глаза и позволяю этой жуткой идее созреть, прижимаясь щекой и ладонью к грубой ткани матраса.

«А вдруг…»

84. Пидмонт

Туман густой, как похлебка; я бреду через город-призрак, представляя себе, что Айвертон передвинули на вершину горы (но это же глупость – нельзя передвинуть целый город), и вот я уже на той улице, где мне совсем не хочется находиться, а теперь я у него во дворе. Луна большая и яркая и похожа на черно-белое фото арбуза.

– Луна похожа на арбуз, – говорю я, но никто не слушает.

– Знаешь, кого я встретил в пещере? – спрашивает Курт, качаясь в кресле и затягиваясь сигарой.

Эйбрахам Пэриш что-то говорит, но я не разбираю слов.

– Где ваш пес? – спрашиваю я у Курта. – Потерялся?

Старик смотрит на меня и указывает на свою дверь рядом с домом Лавлоков:

– Он зашел внутрь. Старый арбуз светит сегодня слишком ярко.

Я на крыльце Лавлоков и собираюсь открыть дверь, как вдруг кто-то кладет мне руку на плечо.

– Осторожнее там, – говорит Эйбрахам Пэриш. – Тьма сгущается.

Я обнимаю его и ступаю внутрь, с факелом в руке иду на голос Боуи в глубину пещеры. Влага конденсируется на искривленных стенах и потолках, капает вниз, шлепается на каменный пол в такт песне, Боуи ведет обратный отсчет до старта. Пламя факела вспыхивает, потом на секунду гаснет, чтобы загореться еще ярче, и вот уже буквы стекают по стенам пещеры, как смола по стволу дерева, собираясь в лужи на полу, прежде чем объединиться в надпись, на этот раз совершенно новую: «На особый манер».

– Не беспокойся из-за вазы.