Очень заботливый владелец (ЛП)

Я хотел сказать ей, что мы можем идти к этому так медленно, как ей будет комфортно. Я готов был сделать все, что потребуется, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Я не хотел отпускать ее, не успев объяснить, что, находясь рядом с ней, снова чувствовал себя живым, что ощущал мягкие волны гармонии и возбуждение от новых возможностей. Я желал, чтобы она понимала, как много для меня значит Кэти, и что я был готов защищать их до своего последнего вздоха. Я хотел, чтобы она знала все.

Но слова не давались мне. Они никогда не давались мне, когда я нуждался в этом больше всего. Больше нет.

Я мог бы написать ей сообщение, но это было бы не совсем правильно. Мог бы написать ей письмо. Но правда заключалась в том, что я хотел сказать об этом словами, объяснить, что я чувствовал. Хотел изложить мысли, как нормальный человек.

Нежеланные воспоминания нахлынули на меня. Почти все свое детство я жил в тени. Удивительно, как можно быть невидимым, оставаясь на виду. Если вы лишены возможности говорить, в конце концов вы остаетесь на обочине жизни, вы становитесь невидимым. Я надеялся, что все это останется в прошлом, но жизнь имеет привычку нанести тебе удар по яйцам, несмотря на то, что ты уже стоишь на коленях.

Я ненавижу свое заикание, презираю тот факт, что оно ограничивает меня, но чем больше я злюсь, тем хуже становится. Я пытаюсь заговорить, но ничего не выходит, ни слова. Вижу замешательство и сочувствие на лицах окружающих, как они пытаются заканчивать за меня предложения, словно они знают, что я хотел сказать, о чем я думаю. Я вижу в их глазах только одно: «Что с ним? Он ненормальный!»

Но я не такой. Я чувствую, что у меня словно не хватает конечности, вот только никто об этом не знает. Кроме меня. В течение ста тысяч лет человечество общается по средствам речи. Но только не я, не теперь.

И все только усугублялось.

Я испытывал разочарование и ярость. Отчаяние.

Но рядом с Доун я снова почувствовал себя нормальным, почувствовал себя человеком… и она обещала позвонить мне.

Стэн лизнул мою руку, а затем прижался к моему колену, глядя на меня с беспокойством во взгляде.

В моих мыслях смешалось все: надежда с обреченностью, смирение с желанием бросить вызов судьбе. Я был готов бороться, но битва развернулась у меня в голове.

Что, черт возьми, я вчера ожидал? Неужели я действительно мог подумать, что она примет то, что рядом с ее дочерью будет ошиваться чертов алкоголик? И это я ей еще не все рассказал. Должно быть, у меня булыжники вместо мозгов. Я бы не хотел связываться с собой. Я был так слеп, играя в счастливую семью в течение целого дня. Зачем такой привлекательной и умной девушке, как Доун, осложнять свою жизнь общением с таким сбитым летчиком, как я? Я не мог винить ее. И не делал этого.

Я просто чувствовал какую-то дурацкую, щемящую необходимость поделиться с ней правдой, пусть хоть ее частичной, отредактированной версией. Потому что это была ее просьба. Потому что я чувствовал эту неуловимую связь с ней. Почему я не мог держать свой рот на замке? Почему не мог быть аккуратнее с правдой о себе?

Теперь она практически меня боялась.

Но какие у меня еще были варианты? Отношения, построенные на лжи… еще большей лжи? Ни одна здравомыслящая женщина не захочет связываться со мной.

Но мне было недостаточно аргументов, и находясь рядом с Доун и Кэти, я продолжал думать о возможностях.

После того, как она прогнала меня вчера, сон был последней вещью, о которой я мог думать, вернувшись домой. Предвкушая, что произойдет дальше, Стэн удалился в одну из пустующих комнат. Он вздохнул и бросил на меня взгляд, чуть покачивая головой, словно говоря: «Хозяин, девушки того не стоят».

Я бы не удивился, если бы увидел, как он лапами, прикрывает уши, а голову сует под подушку.

Я метался по дому в поисках чего-нибудь, на чем можно было выместить свой гнев, но проклятое место словно насмехалось надо мной, находясь в идеальном состоянии.

Потом я вспомнил, что у меня имеется несколько поленьев, которые необходимо расколоть на дрова для камина, который я сложил на кухне, готовясь к зиме.

Я схватил топор и неистово раскалывал их в чертовы щепки до тех пор, пока у меня не зажгло глаза от пота.

В два часа ночи я принял решение выложить тропинку к озеру. Я планировал создать что-то типа небольшой набережной, чтобы мне не приходилось пробираться по грязи каждый раз, когда я собирался искупаться. Самый разгар ночи казался мне идеальным временем для начала работ.

Прихватив фонарь, лопату и кирку из сарая, я пробрался сквозь деревья к озеру.

Я работал с полной самоотдачей, не обращая внимания на то, как ноют мои мышцы и насколько я испачкался. Постепенно усталость начала оккупировать мое сознание, предоставляя мне передышку от отравляющих, губительных мыслей. Это был лучший способ справиться с ситуацией, не такой разрушительный, как выпивка и наркотики. Не такой разрушительный, как женщины.

Все плохое, что случалось в моей жизни, происходило из-за женщин.

Если Бог и создал идеальную женщину, то пока я ее не встречал.