Очередь

Валерий пришел, тут же поставил чайник на огонь, а Лариса подумала, что Стаса на кухню и батогами не загонишь. Впрочем, у него есть возможность не заходить на кухню, а у Валеры ее нет. В конце концов, она сама не пускает Стаса на кухню, хотя он в периоды трезвости не раз уверенно заявлял, что по-настоящему хорошую еду может приготовить только мужчина.

Вновь раздался телефонный звонок.

– Ну, у меня как в конторе.

– Это нормально. Если жизнь складывается нормально и правильно, то с годами сам звонишь меньше, а звонки в доме раздаются чаще.

– Извини. Пойду, узнаю, что за правильность этой жизни отрывает меня от чая.

Лариса захотела, чтоб позвонили из очереди и призвали их срочно объявиться. Зачем? Опять был деловой разговор.

– Нарциссовна, винца выпьем маленечко?

– Я же за рулем.

– Ваша законопослушность меня радует. Хотя я бы не пренебрег. Подумаешь, чуть пригубить.

– Я просто знаю результаты. Вижу на работе.

– Ну и прекрасно. Быть законопослушным и удобно и надежно.

– И вообще я зарок дала не пить за рулем.

– Ну, молодец! Доктор, ты мне нравишься. Соблюдение законов и есть послушание.

– Почему послушание?

– Откуда я знаю? Послушание и есть послушание.

– Все зависит от того, куда и как нас движет жизнь. Валерий разлил чай. Он был совершенно черною цвета, от чашки шел прекрасный запах, на вкус он, наверное, будет замечательно горчить. Лариса попробовала.

– Очень горячо. Подожду, а то вкуса настоящего не почувствуешь.

– Подождем.

Валера потянулся к ней и обнял.

– Я ж говорила, не надо было подниматься. – Лариса отвела его руки. – Житейский разум, называемый мещанством, оказывается, прав.

Валера в ответ снова обнял ее. Столь многословная реакция не делала ее отпор категоричным.

– Отстань, Валера. Оставь эти детские игры. Чай остынет.

Сказанные фразы делали ее отказ просто относительным.

– Сама говоришь, что чай не должен быть очень горячим. Вкуса не почувствуешь.

– Боюсь, что так он совсем остынет.

Она самонадеянная, Лариса. Но… Бог ей в помощь. Стас, наверное, спит. Принял, загрузился и спит. Он остроумен… Остер и умен, интеллигентен, эрудирован, мягок, добр… Все его любят, для всех хорош… Она тоже хороша… Для всех – это просто. Как вот для своих быть хорошим… хорошей. Лежит у себя в комнате на тахте… Спит. Хорош. Сейчас он для всех одинаков.

– И пусть остынет.

– Оставь, Валера, оставь. Ну что придумал! У нас дело важное. Вся жизнь впереди.

– Морген, морген, нур нихт хойте[1]…

– Ох уж эти полиглоты… Мы не мальчики, не «фауль лейте[2]». Перестань… К тому же Марк Твен говорил, что не надо сегодня делать то, что можно сделать завтра.

Были еще какие-то отдельные фразы, столь же бессмысленные и сказанные не к месту. Главное, утопить все в словах. По форме категоричные, безапелляционные, слова тут же отвергались действиями.

В комнате было свободно, книг не видно. Еще стол. Тахта. Кресло.

– Доктор, ты мне нравишься.

«Лежит, пьяный, беззащитный. В конце концов, сколько же можно терпеть безответно? С какой стати? Я уж и не знаю, когда видела его трезвым. Зачем мне все это надо?! И это. Зачем? Терпеть, терпеть, терпеть… Не хочу. Чего не хочу? Ничего. Все хочу. На самом деле все хочу. И ничего нет. И пусть нет… Нет, нет, пусть будет, будет… Да. Да. Да… Сколько же мне лет? Сколько, сколько, сколько?.. Еще немного… Годы, дни… И все. И все будет кончено. Еще совсем немного… Мне… А он спит. Пьяный. Годы, мгновения… Все проходит. Но опять, опять накатывает жизнь. А скоро смерть. Конец радостям. Я не хочу… Не хочу…»

Лариса молчала.

Валерий молчал.

Потом они закурили.

– Нарциссовна, ты увлечена. – Валера засмеялся и посмотрел на часы. – Пора ехать. Оперативность нужна.

– Пора. – Сделала паузу. – А ты не дурак?

– Да кто ж знает? Не расстраивайся. Ты мне нравишься, доктор. – Теперь уже он сделал паузу. – Ох, эта очередь дурацкая.

– Забудь про все это. Ладно?

– Про что? Ну уж нет. Не хочу забывать, доктор.

– Я прошу тебя, Валера. Забудь. Смой, как будто ничего и не было. Ни меня, ничего.

– Если сразу смыть, тогда действительно ничего не было. Еще посмотрим. Но ты мне нравишься, доктор. И вообще, о чем ты говоришь?! Нарциссовна! Ты увлечена! Не хочу смывать.

Теперь уже пауза была подольше и оборвалась лишь на кухне.

– Хороший чай получился?

– Да-а, теплый еще. Хороший чай. Хороший напиток. Когда не очень горячий – вкус лучше обозначается. И не называй меня Нарциссовной, пожалуйста.

На пустыре все было спокойно. Валерий, как приехали, провел перекличку. Лариса пошла вдоль очереди.

Многие уже были знакомы. Вот девушка из парикмахерской стоит рядом с мужем, необходимым человеком со станции техобслуживания.

Поговорили. Живот не болит. Все вроде в порядке. – А вот он, муж той женщины, которую она подвозила, тот, что вел с ней беседу тогда, в больнице, по политэкономии.

– Здравствуйте, Лариса Борисовна.

«Сколько ему лет, интересно? Красивая проседь. И очки красивые. А глаза не видны. Наверное, за пятьдесят уже. Двигается молодо».

– Здравствуйте. И вы стали на этот путь приобретательства?

– Так мне же ездить хочется. Вот вас не ожидал здесь увидеть.