Очерк догматики. Лекции, прочитанные в Университете Бонна в летний семестр 1946 года

Когда Иисус Христос сидит по правую руку Отца, то это его бытие возле Бога, его бытие как обладателя и представителя божественной благости и могущества по отношению к нам, людям, не имеет ничего общего с тем, что мы в нашей глупости представляем как вечность — бытие без времени. Если это существование Иисуса Христа по правую руку Отца есть действительное существование и, как таковое, есть мера всякого существования, то это существование во времени, хотя и в ином, чем то, которое мы знаем. Если господство и правление Иисуса Христа по правую руку Отца является смыслом нашей всемирной истории и истории нашей жизни, то это бытие Иисуса Христа не есть безвременное бытие, его вечность не есть безвременная вечность. Безвременной является смерть, ничто. Безвременными являемся мы, люди, когда мы без Бога и без Христа. Тогда у нас нет времени. Такую безвременность Он преодолел. Христос обладает временем, полнотой времени. Он сидит по правую руку Бога как тот, кто пришел, кто действовал и пострадал и в смерти восторжествовал. Его пребывание по правую руку Бога не есть лишь часть этой истории, оно есть вечное в этой истории.

Соответствует этому вечному бытию Христа и его становление в бытии. Что было, то проходит, что произошло, то произойдет. Он есть альфа и омега, средоточие действительного времени, времени Бога, которое не есть ничтожное, преходящее время. Не настоящее, каким мы его знаем, в котором каждое «сейчас» есть лишь прыжок от уже не существующего к еще не существующему! Разве это настоящее, это порхание в тени Аида. В жизни Иисуса Христа нас встречает другое настоящее, которое является его собственным прошлым и потому не является безвременностью, ведущей в ничто. И когда говорится, что Иисус Христос придет вновь, то этот приход не является целью, лежащей где‐то в бесконечности. «Бесконечность» есть безотрадное явление и не представляет собой предикат божественного, это нечто, относящееся к падшей тварности. Этот конец без конца есть нечто ужасающее. Это есть отражение человеческой безнадежности. Таково положение человека — он низвергается в бесцельность и в бесконечность. С Богом этот идеал бесконечного не имеет ничего общего. Такому времени скорее полагается предел. Иисус Христос является подлинным временем и приносит его. Время Бога имеет как начало и середину, так и цель. Человек охватывается и поддерживается со всех сторон. Это жизнь. Так проявляется человеческое существование во втором положении — Иисус Христос с его прошлым, настоящим и будущим.

Когда христианское сообщество смотрит назад на то, что произошло в Христе, на его первое пришествие, на его жизнь, смерть и воскресение, когда оно живет этим воспоминанием, то это не просто воспоминание, не то, что мы называем историей. Это раз и навсегда произошедшее обладает силой божественного настоящего. То, что произошло, происходит и, как таковое, будет еще происходить. То место, из которого происходит христианская община со своим исповеданием Иисуса Христа, есть то же самое, навстречу которому она движется. Ее воспоминание есть и ее ожидание. А когда христианская община соприкасается с миром, то ее весть носит, как кажется на первый взгляд, характер исторического повествования, ведь речь идет об Иисусе из Назарета, который претерпел страдания при Понтии Пилате после того, как родился во времена императора Августа. Но горе, если бы христианская весть миру остановилась на этих событиях! В таком случае содержанием и предметом этого повествования стал бы или человек, который когда‐то жил, или какая‐то легендарная фигура, на которую некоторые народы оглядываются одинаковым образом, основатель религии в ряду других! Как бы обманут был мир насчет того, что поистине было и есть, обманут насчет радостной вести: «Христос явился искупить нашу вину, радуйся, мир христианский!» Это прошедшее время глагола «явился» следует возвещать миру как нечто актуальное, как то, на что и мир вправе надеяться, как то, навстречу чему движется и мировая история.

И вновь может быть так, что христианская вера будет воспринята как ожидание и надежда, но это ожидание будет носить пустой и общий характер. Надеются на лучшие времена, лучшие обстоятельства в «посюсторонней» жизни или на какую‐то другую жизнь «по ту сторону». Так легко христианская надежда перетекает в какое‐то неопределенное ожидание какого‐то преходящего величия. Забывается подлинное содержание и предмет христианского ожидания — тот, кто придет, это тот, кто был. Мы идем навстречу тому, откуда происходим.