Очерк о родном крае (СИ)

- Возможно. Тогда водораздел должен проходить здесь, - он показал на сердце. - Здесь вы решаете и соглашаетесь или не соглашаетесь с тем, что делаете вы, и с тем, что делается вокруг. Если полагать, что в каждом из нас заключена частица Бога, то она находится там. В сердце, в душе. Доверьтесь ей.

- То есть, определять мне самому?

- Конечно. Этот выбор никто и никогда не сделает за вас, хотя, подозреваю, многим бы хотелось именно этого. Делегирование полномочий органам власти во многом идет именно от нежелания отвечать за свой выбор. Или вообще за что-либо отвечать. Ведь так хорошо, когда кто-то делает это за тебя. Но на самом деле, как ни парадоксально, задаваться вопросом, что хорошо, а что плохо, возможно только в ситуации, когда она не требует немедленной реакции, когда можно определиться и взвесить варианты. Но на войне нет этого выбора. На войне ты всегда знаешь правду.

- Правда у каждого своя, - сказал Марек.

Соломин улыбнулся.

- Это ложь у каждого своя. А правда одна для всех. Андрея убили, и это правда. Как для нас, так и для миротворческого контингента. Все остальное - ложь. Дину... - он обернулся на окно. - Дину изнасиловали, и это тоже правда, как бы и кто не старался доказать обратное. Правда также в том, что НАТО пришло на нашу землю обманом, вырядившись в шкуру защитника от соседей. И в том, что многие это начинают понимать. Но, к сожалению, еще не все. Тебя хотят убить, и ты можешь принять это или защищаться. Вот основной выбор. Не плохо, не хорошо, а убить или быть убитым.

Марек пошевелил плечами.

- То есть, война...

- Уже, - сказал Соломин. - Москва выступила.

- Что?

- Вчера ночью произошел мирный переход Тулы под протекторат Москвы, Рязань, думаю, освободили часа два назад. Нас просят поддержать наступление в городе, но мне видится это чересчур опасным. Так что вы уж определитесь, Марек.

Соломин поднялся.

- Постойте! - Марек вспомнил рассветный визит. - Тут был человек. Он сказал, что территорию завода перекрыли, и будет облава. Он тоже искал Свиблова.

- Черт!

Соломин застыл и зажмурился, соображая. Потом торопливо набрал короткое сообщение на вытащенном из куртки телефоне.

- Так, - повернулся он к Мареку, - у вас есть, где спрятаться?

- Дома.

- Господи, Марек, я говорю - спрятаться, а не сидеть и ждать! При облаве, извините, гребут всех от четырнадцати до шестидесяти, и разбираются с ними уже в участках. Иногда люди сидят в КПЗ до двух недель.

- С какой стати?

Соломин махнул кому-то в дальнем дворе. Ему махнули в ответ.

- У нас по другому не бывает, - сказал он, пожимая Мареку руку. - Все, еще увидимся. Извините, взять вас с собой не могу.

Из пространства между домами выдвинулся микроавтобус и, тяжело переваливаясь на колдобинах, описал широкую дугу. Соломин торопливо зашагал к нему. Где-то в стороне блокпоста коротко, словно примеряясь, рявкнула сирена.

Соломин побежал. Куртка вздулась у него на спине. Он забрался в микроавтобус в аккурат под разлившийся в воздухе звонкий и мертвый голос:

- Граждане! В вашем районе проводится полицейская операция! Просим соблюдать спокойствие, приготовить документы и не препятствовать представителям власти и миротворческого контингента.

Марек ощутил странное движение в груди. Где-то, видимо, в генетической памяти сидела ненависть к таким объявлениям.

Помнишь? Помнишь?

- Русские солдаты! Сдавайтесь! Вы окружены. Горячая еда, теплая и сухая одежда, медицинская помощь ждут вас в ближайшем немецком полевом госпитале.

Зубы сжались - не разжать.

Микроавтобус, набирая ход, покатил к дальнему проезду. Гроб с Андреем вывозили той же дорогой. Только Марек удивился - разве там не додумались перекрыть?

Вдалеке, на пустыре, появились маленькие черные фигурки людей. Появились они и между домов. Несколько 'Хамви' и грузовиков держались за ними. Воздух дрожал выхлопами.

Снова заревела сирена.

Марек пошел в дом. Сухой треск автоматной очереди заставил его повернуть голову. Уже? Облава с убийствами?

Обеспокоенная мама встретила его на пороге:

- Что там?

- Полицейская операция.

Из кухни выглянула Дина.

- Нам надо спрятаться!

- У меня - европаспорт, - сказал Марек.

- Дурак! Они разбираться не будут!

- Да-да, сынок, - закивала мама.

Вдвоем они потянули его в загиб коридора, к вделанной в стену кладовке.

- Сюда? - удивился Марек.

На полках кладовки спрятаться было негде. Марек с трудом представлял, что он там вообще поместится. А отбивать место у банок с краской и сердито белеющего сливного бачка хотелось еще меньше.

И, можно подумать, сюда, конечно, не догадаются заглянуть!

- Так, давай-ка!

Мама принялась вынимать банки, подавая их Мареку. Одну, другую, третью. У него не хватало рук.

- Мам.

- Составляй на пол.

Дина выбежала на кухню - смотреть, как близко подошли миротворцы. Голос с предложением соблюдать спокойствие бился в окна.

Марек заторопился. Банки звякали и пытались вырваться из пальцев. Он громоздил их одну на другую. Олифа. Лак паркетный. Снова олифа.

- Пошустрей, Маричек.

- Мам, нас здесь не спрячешь, - сказал Марек, принимая россыпь отверток, пилок для лобзика и гаечных ключей.