Очерк теории познания Гетевского мировоззрения, составленный принимая во внимание Шиллера

Наш взгляд на источники нашего познания не может оставаться без влияния и на взгляд на наши практические поступки. Человек поступает ведь согласно мысленным определениям, лежащим в нем самом. Все, что он делает, согласуется с намерениями и целями, которые он себе ставит. Но само собою понятно, что эти цели, намерения, идеалы и т. д. должны иметь такой же характер, как весь прочий мысленный мир человека. Таким образом у догматической науки должна существовать практическая истина совершенно иного характера, чем та, которая вытекает как следствие из нашей теории познания. Если истины, добываемые человеком в науке, обусловлены фактической необходимостью, имеющей свой источник вне мышления, то такими же будут и идеалы, лежащие в основе его поступков. Человек поступает тогда по законам, для которых у него не хватает действительного обоснования: он представляет себе норму, извне предписывающую ему его поступки. Таков характер заповеди, которую человек обязан соблюдать. Догмат как практическая истина есть нравственная заповедь. Совсем иное дело, тли принять за основу нашу теорию познания. Она не признает другой основы истин, кроме лежащего в них мысленного содержания. Поэтому если возникает нравственный идеал, то нашими поступками руководит лежащая в содержании его внутренняя сила. Мы поступаем согласно идеалу не потому, что он дан нам как закон, но потому, что идеал силою своего содержания действует внутри нас и нами руководит. Побуждение к поступкам находится не вовне, но внутри наг. Велению долга мы чувствуем себя подчиненными: мы должны поступать известным образом, ибо оно так повелевает. Здесь сначала выступает долженствование, и потом к нему присоединяется воление, которое должно подчиниться первому. Наша теория этого не требует. Воление самодержавно. Оно выполняет лишь то, что лежит в человеческой личности как мысленное содержание. Человек не позволяет какой-то внешней власти предписывать ему законы, он сам себе законодатель.

Да и кто, согласно нашему мировоззрению, мог бы их давать человеку? Мировая основа совершенно излилась в мир; она не отделилась от мира, чтобы управлять им извне, она движет им изнутри; она от него не укрылась. Высшая форма, в которой она выступает внутри действительности обычной жизни, есть мышление и вместе с ним человеческая личность. Если поэтому мировая основа имеет цели, то они тождественны с целями, которые, изживая себя, ставит себе человек. Он действует согласно намерениям мирового Водителя не тем, что разведывает какие-то его заповеди, а тем, что действует согласно своему собственному разумению. Потому что в этом разумении изживает себя этот Водитель мира. Он не живет в виде воли где-то вне человека; он отрешился от всякой собственной воли, чтобы поставить все в зависимость от воли человека. Для того, чтобы человек мог стать собственным своим законодателем, необходимо отказаться от всяких мыслей относительно независимых от человека внечеловеческих назначений мира и т. п.

По поводу этого мы считаем нужным указать на превосходную статью Крейенбюля в "Философском ежемесячнике", т. 18, вып. 3. В ней правильно говорится о том, как принципы наших поступков проистекают из непосредственных самоопределений нашей индивидуальности и как все этически великое совершается не по властному внушению нравственного закона, а по непосредственному побуждению индивидуальной идеи.

Только при таком воззрении возможна истинная свобода человека. Если человек не носит в себе самом оснований для своих поступков, а должен сообразоваться с заповедями, то он действует по принуждению, он подвластен необходимости почти так же, как просто природное существо.

Наша философия поэтому есть в подлинном смысле философия свободы. Она показывает прежде всего теоретически, как должны отпасть все правящие миром извне силы и т. п., чтобы сделать затем человека своим собственным властелином в наилучшем смысле слова. Когда человек поступает нравственно, то для нас это не есть исполнение долга, а выражение его вполне свободной природы. Человек поступает так не потому, что он должен, а потому, что он хочет. Эту точку зрения имел в виду и Гете, когда он сказал: "Лессинг, неохотно ощущавший всякого рода ограничения, вкладывает в уста одного из своих действующих лиц слова. Никто не должен долженствовать. Умный, жизнерадостный человек отвечал: Кто хочет, тот должен. Третий -- правда, образованный человек -- к этому прибавил: Кто понимает, тот и хочет". Таким образом, для наших поступков нет иного побуждения, кроме нашего разумения. Без всякого внешнего принуждения свободный человек действует по своему разумению, по заповедям, которые он сам себе дает.