«В этой литературе…». — Настроение, стоящее за подобным суждением о характере философских сочинений и интересе, с которым эти сочинения встречают, возникло из духовного строя научных устремлений середины восьмидесятых годов прошлого века. С тех пор выступили новые явления, по отношению к которым это суждение перестает быть правомерным. Достаточно вспомнить об ослепительных светах, пролитых на обширные области жизни мыслями и ощущениями Ницше. И в боях, разыгрывавшихся и до сих пор еще продолжающих разыгрываться между материалистически мыслящими монистами и защитниками более духовного мировоззрения, живет как стремление философского мышления к наполненному жизнью содержанию, так равно и далеко идущий общий интерес к загадочным вопросам бытия. Ходы мыслей, вроде возникших из физического мировоззрения рассуждений Эйнштейна, сделались предметом почти общих разговоров и литературных обсуждений.
И тем не менее, мотивы, по которым было тогда произнесено это суждение, сохраняют свое значение и сейчас. Но сейчас его пришлось бы иначе формулировать. Так как оно появляется здесь более или менее в старой форме, то будет уместным сказать, в каком смысле оно еще продолжает сохранять свое значение. — Миросозерцание Гете, теория познания которого должна была быть изложена в этой книжке, исходит из переживания целого человека. По отношению к этому переживанию мысленное, рассмотрение мира является только одной стороной. Из полноты человеческого бытия поднимаются словно мысленные образования на поверхность душевной жизни. Часть этих мысленных образований обнимает ответ на вопрос: Что есть человеческое познание? И ответ этот получается такой, что мы видим: человеческое бытие становится тем, к чему оно предрасположено, лишь проявляя познавательную деятельность. Душевная жизнь без познания была бы как бы человеческим организмом без головы, т. е. ее вовсе бы не было. Во внутренней жизни души вырастает содержание, которое требует восприятий извне, подобно тому, как голодающий организм требует пищи; а во внешнем мире есть содержание восприятий, которое сущность свою не несет в самом себе, а являет ее, лишь соединившись с душевным содержанием в процессе познания. Так процесс познания становится звеном в создании мировой действительности. Человек творчески участвует в этой мировой действительности тем, что познает. И если корень растения немыслим без завершения его задатков в плоде, то таким же образом не человек только, но и весь мир является незаконченным, если он не познан. В познании человек творит не для одного себя, но творчески участвует вместе со всем миром в откровении действительного бытия. То, что содержание в человеке, есть лишь идейная видимость; то, что содержится в подлежащем восприятию мире, есть чувственная видимость; только познавательное взаимопроникновение обоих есть действительность.
При таком рассмотрении теория познания становится частью жизни. И она должна так рассматриваться, если мы хотим примкнуть ее к жизненным далям душевного переживания Гете. Но этим жизненным далям не примыкает мышление и ощущение Ницше. Еще меньше примыкают к ним и все философы ориентированные миро- и жизневоззрения, возникшие со времени написания того, что было характеризованно в этой книжке как «исходная точка». Все они предполагают, что действительность существует где-то вне познания, а в познании должно или же не может — быть дано лишь человеческое отображение этой действительности. Вряд ли хоть одно из них ощущает, что эта действительность не может быть найдена познанием, ибо она в познании лишь создается как действительность. Философски мыслящие ищут жизнь и бытие вне познания; Гете же, познавая, сам стоит в творящей жизни и творящем бытие. Поэтому новейшие попытки создать мировоззрения стоят вне Гетевского идейного творчества. Эта философия становится жизненным содержанием, а интерес к ней жизненно-необходимым.
«Не возбуждение вопросов составляет задачу науки..» — вопросы познания возникают при созерцании внешнего мира посредством человеческой душевной организации. В душевном импульсе вопроса заключается сила, заставляющая так подойти к созерцанию, что последнее вместе с душевной деятельностью приводит к откровению действительности созерцаемого.