Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

Так, в своих послевоенных воспоминаниях бывший руководитель Абвернебенштелле «Данциг» Оскар Райле описывает историю некоего унтер-офицера Коха, который, проходя службу в строевой части, был в 1924 году откомандирован для исполнения секретарских функций в распоряжение Абверштелле «Остпройссен» в Кёнигсберге. Он инициативно через посредника установил контакт с представителем польской разведки и предложил свои услуги в качестве ее информатора о деятельности Абвера. В этих же целях он завербовал двух своих сослуживцев – радистов Абверштелле. Многообещающая для 2-го отдела Главного штаба Войска Польского операция была сорвана путем ареста немцами посредника Коха, у которого при личном досмотре были обнаружены материалы разведывательного характера с реквизитами кёнигсбергского аппарата Абвера. Кох же, по недосмотру сотрудников последнего, сумел бежать в Польшу и был арестован только в 1937 году. В процессе «разбора полетов» выяснилось, что он был по своему происхождению наполовину немцем, наполовину поляком. Райле так комментирует ситуацию: «И все же в случае с Кохом нельзя ограничиться моралью, что “любой предатель не уйдет от расплаты”. Отец его – немец, мать – полька. Где же находилось его Отечество?.. Таких примеров, как Кох, было множество»[52].

Две родные сестры – участницы крупнейшей операции Жихоня, о которой речь пойдет ниже, Паулина Тышевская и Францишка Бруцкая, по личным документам значились одна – немкой, другая – полькой. И таких примеров можно привести множество.

Аналогично складывалась ситуация с вербовочной базой германской разведки. Тот же Райле описывает свои впечатления от первой встречи с польским инициативником поручиком Павлом Пионтеком: «Так, в марте 1926 года я познакомился с Пионтеком – высоким, стройным блондином ослепительной внешности. Любой принял бы его за прусского офицера, носи он немецкую форму. Пионтек к тому же хорошо говорил по-немецки. Среди его предков были не только поляки, но и немцы… Он тоже не обрел своей Родины ни в Польше, ни в Германии»[53].

Сам город с его многочисленными гостиницами, пансионатами, ресторанами, локалями позволял проводить встречи участникам операций, не опасаясь попасть «под колпак» германской контрразведки, естественно, при соблюдении жестких требований конспирации. Конфигурация кварталов и улиц старого города позволяла им легко уходить от слежки, а потом и вовсе «затеряться» среди нагромождения домов.

Эти и другие факторы предопределили сам характер специальной деятельности, проводимой Жихонем и его подчиненными, особенностью которой стало нестандартное сочетание «позитивной» и «негативной» разведки.

По результатам Версальских договоренностей в 1920 году Данциг был объявлен Вольным городом, находившимся под общей юрисдикцией Лиги Наций. При этом странами-победительницами Польше было предоставлено много важных «бонусов», таких как право представлять интересы граждан Данцига за пределами Польши и Германии, право иметь на территории города свои представительства, включая военные. Так называемые «неотъемлемые права» Польши также включали в себя право взимания таможенных пошлин (город входил в зону польской таможенной юрисдикции), право иметь транспортные, почтовые, телеграфные учреждения и т. д.

Данциг был традиционным немецким городом. Несмотря на космополитический характер, обусловленный его ганзейским прошлым, подавляющее большинство жителей были немцами, а число этнических поляков никогда не превышало 10 %. Понятно, что Германия не могла смириться с таким положением, когда ее интересы, прежде всего экономические, постоянно нарушались.

В октябре 1930 года на должность главного руководителя НСДАП (позже – гауляйтера) был назначен молодой и перспективный нацист Альберт Форстер. В Вольный город его направил лично Гитлер с неограниченными полномочиями в области партийного строительства. Организаторские способности Форстера и складывающаяся в пользу нацистов политическая обстановка позволили ему за один год довести численность членов НСДАП с 1310 до 5620 человек. К его приезду партия, имевшая в местном парламенте всего лишь одно место, к маю 1933 года имела уже 28 мандатов[54].