Миссис Тибс была бесспорно самой аккуратной, самой хлопотливой и самой бережливой маленькой особой, когда-либо вдыхавшей лондонский дым; а дом миссис Тибс был, несомненно, самым чистеньким на всей Грейт-Корэм-стрит. И черный ход, и черная лестничка, и парадная дверь, и парадное крыльцо, и медная ручка, и, дощечка на двери, и дверной молоток, и полукруглое окошко над дверью сияли и "сверкали, потому что их неутомимо белили, чистили пемзой, скребли и терли. Медную дощечку с интересной надписью "Миссис Тибс" так старательно полировали, что просто удивительно, как она ни разу не загорелась от постоянного трения. На окнах малой гостиной были жалюзи, напоминавшие терку, в большой гостиной - синие с золотом занавески и шторы "до самого верха", как часто хвастала преисполненная гордости миссис Тибс. Фонарь в прихожей был прозрачен, как мыльный пузырь, вы отражались в каждом столе и прилипали к свежеотлакированным стульям. Перила были натерты воском, и даже прутья, державшие лестничную дорожку, блестели так, что вы невольно жмурились.
Миссис Тибс не отличалась высоким ростом, а мистер Тибс отнюдь не был великаном. К тому же, ноги у него были весьма короткие, но зато лицо чрезвычайно длинное. По отношению к своей жене он играл роль 0 в 90 при ней он был чем-то, без нее - ничем. Миссис Тибс разговаривала без остановки. Мистер Тибс говорил редко, но если представлялась возможность ввернуть словечко, когда следовало бы промолчать, он никогда не упускал ее. Миссис Тибс не выносила длинных историй; мистер Тибс постоянно пытался рассказать длиннейший анекдот, конца которого не слышали даже его ближайшие друзья. Начинался он так: "Помню, когда я служил волонтером в тысяча восемьсот шестом году, меня вызвали..." но поскольку он говорил очень тихо и медленно, а его прекрасная половина - очень громко и быстро, ему редко удавалось прибавить что-нибудь к этому вступлению. Он был жалким рассказчиком, Агасфером остроумия.
Мистер Тибс имел счастье состоять в пенсионном списке, получая примерно сорок три фунта пятнадцать шиллингов десять пенсов в год. Его отец, мать и пять достойных отпрысков этой благородной фамилии получали такие же суммы из доходов благодарного отечества, хотя никому не было известно - за что именно. Но поскольку вышеозначенной пенсии немножко не хватало. чтобы обеспечить супружескую пару всеми благами жизни, деловитая женушка мистера Тибса решила, что полученные ею в наследство семьсот фунтов лучше всего употребить на то, чтобы нанять и обставить подходящий дом - где-нибудь в пределах той малоисследованной области Англии, которая расположена между Британским музеем и отдаленной деревушкой, именуемой Сомерс-Таун, - и открыть пансион. В конце концов выбор пал на Грейт-Корэм-стрит. Обставили соответствующим образом дом; наняли двух служанок и мальчика для услуг; и в утренних газетах появилось объявление, уведомлявшее почтенную публику, что "шесть персон найдут все удобства уютного частного дома в лоне почтенного музыкального семейства, обитающего в десяти минутах ходьбы от" ... любого места. Начали поступать бесчисленные ответы, подписанные самыми разнообразными инициалами. Казалось, все буквы алфавита внезапно были охвачены жаждой получить комнату с полным пансионом. Переписка с желающими была обширна, а тайна, окружавшая ее, - глубока. "О. Н. не согласен на это". "М. Н. Е. не нравится то". "М. О. Т. считает условия неподходящими", а "К. В. не выносит французской кухни". Но, наконец, в доме миссис Тибс "на условиях, приемлемых для обеих заинтересованных сторон", поселились три джентльмена. Снова газеты украсились объявлениями, и некая дама с двумя дочерьми приготовилась увеличить - не свое семейство, но число жильцов миссис Тибс.
- Какая очаровательная женщина эта миссис Мейплсон! - сказала миссис Тибс, сидя вместе с супругом у камина после завтрака, когда джентльмены отправились к местам своих занятий. - Просто очаровательная! - повторила низенькая миссис Тибс, разговаривая больше сама с собой, поскольку она никогда не интересовалась мнением мужа.
- И обе дочки прелестны. К обеду нужно заказать рыбу. Они сегодня в первый раз будут с нами обедать.
Мистер Тибс положил кочергу перпендикулярно к совку и попробовал было заговорить, но вспомнил, что сказать ему нечего.
- Барышни очень любезны, - продолжала миссис Тибс, - они сами вызвались привезти свое фортепьяно.
Мистер Тибс вспомнил, как в тысяча восемьсот шестом году его вызвали... но не осмелился высказать это вслух. Тут его осенила блестящая идея.
- А ведь, пожалуй...- сказал он.
- Будь так добр, не прислоняйся головой к обоям, - прервала миссис Тибс.- И не ставь ноги на каминную решетку - это еще хуже.
Тибс отодвинул голову от обоев, а ноги от решетки и продолжал: - А ведь, пожалуй, одна из этих барышень начнет строить глазки молодому Симпсону, а ты знаешь, брак...
- Что?! - взвизгнула миссис Тибс.
Тибс скромно повторил вышеприведенное предположение.