Очерки бурсы

Вот вам более или менее подробная характеристика того, что создала из Карася бурса. Отношения его к начальству выразились во всегдашней потупленности, которая была признаком совестливости, рождавшейся от сознания своей ненависти к властям; отношения науки оказались вечным нулем; среди товарищей, исключая последних трех семинарских лет, он не нашел отзыва той стороне своей жизни, которая была всего дороже для него, составляла главный мотив всего его бурсацкого существа, то есть отзыва своей привязанности к дому, – и одни лишь дураки были его задушевными приятелями.

Этот-то мотив и был главным двигателем тех похождений и действий Карася, которые мы хотим изложить далее и которые случились на четвертом году его пребывания в бурсе.

Воздух первоуездного класса наполняется странными напевами и голосами.

– Братие, не дерите платия, а берите нитки и зашивайте дырки, – читает кто-то на манер чтения «Апостола».

– Не мешай, – говорят ему соседи...

– Марфо, Марфо, что печалишся и молвиши о мнозе, – продолжает чтец...

– Замолчишь ли ты, сволочь?

– Печали и болезни вон полезли.

– Слушай, скотина, перестань...

– Ему же дань – дань, ему же честь – честь, а что и за честь, коли нечего есть?

– Братцы, ударьте его хорошенько!

– И бысть слышен глас с небесе – тп-тпру!

Вдруг чтец замычал – ему сделали очень невкусную смазь. В классе сегодня обиход церковного пения, и чтец был наказан за то, что мешал другим петь.

– Я, – говорит Лапша Голопузу (оба отличные знатоки обихода), – шарарахну по нотам.

– А я, – отвечает тот, – дергану по тексту.

– Валяй!

– Лупи!

– Ми-ре-ми-фа-соль-фа-ми-ре, – запевает Лапша.

– Все-е-ми-и-и-рну-у-ю, – аккомпанирует Голопуз каждым слогом в каждую ноту Лапши.

Шарарахнуть по нотам, когда другой певец в то же время дерганет по тексту, и при этом не сбиться – составляло венец церковно-обиходного пения.

К певцам подходит четырнадцатилетний Карась. Лицо его озабочено; он, по всему видно, ожидает учителя с тоской и страхом.

– Братцы, – начал он...

– Поди прочь, не мешай, – ответил Голопуз.

Но Лапша был добрее.

– Чего тебе? – спросил он...

– Не знаю, как "Господи, воззвах" на седьмой глас. Покажи, Лапша.

– Слушай! – и Лапша запел: – "Палася, перепалася, давно с милым не видалася". Так же поется и на глас. Ну-ко, попробуй.

– Господи, воззвах к тебе, услыши мя, услыши мя, господи, – запел Карась.

– Напев тот, только разнишь сильно...

– А как на пятый глас?

В ответ Карасю Лапша запел:

– Кто бы нам поднес, мы бы випили.

– А на четвертый?

– Слушай: "Шел баран: бя, бя, бя". Пой!

Карась на новый напев затянул: «Господи, воззвах». Отправляясь на заднюю парту Камчатки, он все твердил: «палася, перепалася», «кто бы нам поднес» и «шел баран». В обиходе церковного пения употребляется 8 гласов, или напевов, на текст «Господи, воззвах»; слова одни и те же, а напевы разные. Это сильно затрудняло бурсаков. Вот аборигены еще бурсы и придумали разные присловья, по образцу которых нетрудно было припомнить, как поется тот или другой глас... Но Карась не был одарен музыкальным ухом, за что давным-давно его выгнали из семинарского хора. Через несколько минут он перепутал напевы. Посмотрел Карась на Лапшу и Голопуза, думая, не пойти ли опять к ним, но, махнув рукою, оставил это намерение. «Все равно не пойму», – заключил он и печально опустил на ладони голову.

Горек пришелся ему обиход церковного пения.