Очерки (Чухлома. Лесные жители.)

В Поморье каждая женщина с такою же решительностью ходит по зыбкой тундре, с какою пускается в опасное море на утлых и мелких судах. Дома, по причине долговременного отсутствия мужей на промыслы, северные женщины такие же опытные уставщицы домашних порядков и обеспеченной жизни, как мужья неутомимые работники на опасных морских промыслах. Находясь постоянно в ответе на мужских делах и обязанностях, женщины выработались настолько в образцовый тип, что он заслуживает полного уважения и возбуждает удивление. Наблюдая за их находчивостью в трудных обстоятельствах общественной и семейной жизни, так мудрено сложившихся в том краю, становится понятно явление такой представительницы северной женщины, каким рисуется нам намеченный летописными сказаниями образ вдовы новгородского посадника Исака Борецкого — Марфы. Вырастающие в руках таких матерей такие богатыри труда и терпения, какими являются кемские и мезенские поморы, говорят с избытком много о высоких добродетелях поморской женщины. Мы не забудем и того, что в умственном движении, возбужденном расколом, северной женщине принадлежит очень видное место и без ее сочувствия и деятельной подмоги, наверное, не было бы сделано пропагандою столь счастливых и быстрых успехов. Имена очень многих из них занесены в сказания раскольничьих писателей со ссылкою на очевидные факты их поучительной деятельности. Суровость климата, заставляющая подолгу сидеть в теплых избах, проводить большую часть времени у домашнего очага, развила семейную жизнь с ее неразлучными спутниками. Надобность сокращать время обменом мыслей и знаний вызвала в том краю уменье сберегать предания, выучила дорожить стихотворной стариной и проч. Женщины- преимущественные хранительницы этих драгоценностей и передатчицы в чужие руки, которым здесь издавна наиболее счастливит.

Рассказывать об отваге и смелости приморских жителей, присущей всем населяющим берега морей и больших озер, мы считаем излишним. Приключение с помором Хилковым и его товарищами стоит того, чтобы остановиться и упомянуть о нем теперь к слову. Втроем они сумели прожить на одном из островов группы Шпицбергена шесть лет и три месяца, будучи оставлены там с тем запасом провизии, который могли принести на себе. Мерзлой рыбой и ложечной травой, которую умели отыскивать под снегом, они оборонились от первого и страшного врага — цинги (умер только один). От голода спасались мясом диких оленей, птицы и рыбы — линявшую птицу били палками, рыбу ловили простым мешком. Заряды жалели и берегли на оленей. Найдя на берегу доску с гвоздями (обломок корабля) и большой железный крюк, выковали из него голышом-камнем на другом голыше молоток, потом на том же гранитном камне этим молотком из гвоздей сделали копья. Их насадили на палку и укрепили ремнями — стала рогатина. С ней и воевали с белыми медведями, когда эти приходили гнать их с острова. Огонь для пищи и угревы вырубали огнивом на трут и разводили из леса-плавика, обыкновенно выбрасываемого морскими волнами. Когда истлела и измызгалась обувь, стали выделывать меха и кожу убитых стрелами зверей и сшивать жилами убитых ими диких оленей. Шили они и платье, шили и сапоги при помощи рыбьих костей. Надоело есть вареное и жареное мясо — стали коптить и солить: соль выжаривали из морской воды на сковородке. Нашли коску, вырубили крепкие и гибкие еловые сучья — стались самострелы на песцов и лисиц. С ними начали охотиться, приманивая этих зверьков выложенным на крышу избушки мясом. Избушку нашли готовую — ее только починили и замшили свежим мохом; нашли (…) и ключевую воду, во множестве бившую повсюду между скалами. Вместо часов служила им плошка с салом, налитым ровно настолько, чтобы сгорало от полудня до полуночи. Стало протекать сало — самодельную из глины плошку обожгли. Спасло находчивых отшельников плывшее в Архангельск иностранное судно. Сюда привезли они весь свой промысел: 50 пудов оленьего жира, 200 оленьих лосин, 10 шкур белых медведей и очень много белых, черно-бурых и синих лисиц да за шесть лет рассказов на целые полгода.