Очерки японской литературы

«Ее навещал, не относясь сперва к этому серьезно, ка­валер. И вот: устремления его сердца стали уже глу­бокими...»

Этим самым элементы повествования связываются в причинное сцепление, и весь абзац приобретает уже совер­шенно иной характер.

В изложение второго момента автор вносит уже боль­шее дополнение:

«Хоть и узнал он, где она живет, но, так как недоступ­ным было ему то место, он, в отчаянии, предался горьким думам...»

Опять-таки введен новый элемент, находящийся в чисто причинной связи с предыдущим и определенно усиливаю­щий общий повествовательный тон всего целого.

В изложение третьего момента автор вносит уже ти­пично повествовательные строчки:

«На следующий год, в том же январе, когда в цвету полном были сливы, минувший вспомнив год, ко флигелю тому пришел он: встанет — посмотрит, сядет — посмотрит: не похоже никак все на прошлый год. Заплакал он и проле­жал на грубых досках галереи до самого заката луны».

Наконец, для окончательного завершения общего по­вествовательного тона всего целого, автор после стихотво­рения дает еще одну прозаическую строчку.

«Так сложил он, и когда забрезжил утренний рассвет, в слезах домой вернулся».

Таким образом, можно считать, что основное отличие «Исэ» от «Кокинсю» не в том, что первое дает обязатель­ные и притом более распространенные предисловия к сти­хам, в то время как во втором они случайны и кратки, но в том, что эти прозаические части в обоих произведениях, даже самые как будто сходные по содержанию и постро­ению, принадлежат к разным стилистическим жанрам: хасигаки «Кокинсю» дают только стилистическую основу для последующего развития лирической темы, проза «Исэ» дает рассказ с подчиненным ему стихотворением.

II

Согласимся, однако, что «Исэ-моногатари», как и гла­сит само наименование, повесть. Но какая повесть? И, в сущности, где она? Если уже и считать основой «Исэ» пове­ствовательные элементы, то, во всяком случае, они даны в очень своеобразной форме: все произведение разбито на сто двадцать пять отрывков, ничем не связанных как будто между собою. И если «Исэ» не книга стихов, то все-таки это и не повесть, скорей всего, пожалуй,— книга рассказов.

Такова новая постановка вопроса о сущности литера­турного жанра «Исэ». И как в случае с истолкованием «Исэ» как книги стихов, так н здесь для такого взгляда — очень много оснований.