Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода

Как ни казались успокоительными такие известия, но доктор Кузьминский пожелал лично видеть хотя бы нескольких больных; и некоторые персидские врачи изъявили согласие показать их. Жителей Решта, взволнованных слухами о чуме, очень заинтересовало, что же все-таки найдет при своем осмотре Кузьминский. Когда он закончил осмотр тех больных, которых показали ему персидские врачи, то, не желая преждевременно тревожить жителей, он отвечал уклончиво. Но 5 мая Кузьминский заявил русскому консульству, что болезнь похожа на чуму, — хотя и не злокачественного характера. На другой день, 6 мая, он признал опасным для консульства оставаться в Реште, затем уехал. Через неделю после отъезда Кузьминского приехал в Решт директор Бакинского карантина доктор Ильин, командированный для исследования болезни. Одновременно с ним прибыл доктор Кастальди, командированный для той же цели Оттоманским правительством. Ильин осмотрел тщательно 32-х больных, из которых четырех он осматривал вместе с Кастальди. В это время в Тегеране умирало от хиарека по 7–8 человек в день. Кастальди признал болезнь за чуму, но Ильин, опираясь на авторитет видных европейских ученых — Гризингера и Ни-мейера, диагностировал болезнь как «злокачественную перемежающуюся лихорадку с наклонностью к воспалениям лимфатических желез». Кроме Гризингера и Нимейера, к такому заключению привели Ильина следующие соображения: «В существующей в Реште болезни не заме чается прилипчивости и, что если бы эта болезнь была даже в слабой степени чумой, то он не может понять, каким образом чума не распространилась на огромные пространства и каким образом половина Решта не вымерла». Действительно, жители города были спокойны, улицы оживлены, умирали только одни бедняки, ну и бог с ними. Такой примитивный диагностический подход странен для карантинного врача, но он только служит хорошим доказательством того, насколько была позабыта чума в 70-е годы XIX столетия, когда специалисты по чуме, карантинные врачи, совершенно не интересовались ни самой болезнью, ни литературой о ней. Ильин же, высказав свое убеждение, что болезнь не чума, 17 мая уехал из Решта. На другой день было телеграфировано в Тегеран, что в эти два дня умерло от бубонов 24 человека. Но 19 мая персидский врач Ассан-Хан телеграфировал в Тегеран следующее: «Вчера пришла ко мне за советом одна женщина с сильным жаром и через 2 часа умерла. В один день умер (мой) повар от бубонов в паху, вследствие чего я оставляю квартиру в Джиркуче и переселяюсь в другую часть города. В домах, где были бубонные больные, все без исключения умирают, даже те, которые убежали оттуда. В доме Мир-зы-Ахмеда умерло 6 человек».

20 мая, после двухдневных сильных дождей наступила жаркая погода, смертность от чумы стала быстро возрастать. Среди жителей началась паника; базары один за другим запирались; торговля прекращалась; в день умирало около 30 человек. 29 мая паника охватила весь город, народ сам понял, что появился «таун». Все базары закрылись, жители разбежались, губернатор выехал, дольше всех остававшиеся в городе русские вынуждены были покинуть город за невозможностью доставать себе провизию.

По возвращении из Решта в Тегеран, Кузьминский продолжал действовать — 16 мая он подготовил докладную записку, по прочтении которой все врачи, кроме английского делегата доктора Диксона, признали необходимым немедленное открытие карантинов.