Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников

В годы мирового финансово-экономического кризиса середины 70-х – начала 80-х гг. британское руководство боролось за сокращение взносов страны в бюджет Сообщества и пересмотр сельскохозяйственных цен, из-за которых страна несла большие финансовые убытки (т. к. британское сельское хозяйство более, чем у континентальных стран, было зависимо от государственных дотаций, сокращения которых требовал ЕС) [См. подр.: 7, с. 289].

Великобритания с 1978 г. активно противодействовала проекту создания Европейской валютной системы, а затем и европейской валюты. В сентябре 1992 г. кабинет консерватора Дж. Мейджора в момент падения фунта стерлингов вывел страну из Европейского механизма валютных курсов, лежавшего в основе создания евро. Когда же в конце XX в. Экономический и валютный союз начал функционировать, правительство Т. Блэра наотрез отказалось включать страну в еврозону, не согласившись с передачей новой части своего суверенитета наднациональным структурам.

Британские политики успешно противодействовали в ходе подписания Маастрихтского договора 1992 г. давлению франко-германского тандема по принятию единой европейской социальной политики и противились формированию общего чувства гражданской принадлежности к ЕС. В итоге участники диалога оставили вопрос о конечной цели Евросоюза фактически неурегулированным, несмотря на уступку Франции и ФРГ сторонникам конфедеративной модели объединения (Великобритании, Дании, Ирландии и Португалии): формулировка «союз с тенденцией к федерации», содержавшаяся в первоначальном проекте, была заменена на более аморфное выражение «все более тесный союз европейских народов» [10, с. 89].

В октябре 1994 г. премьер-министр Дж. Мейджор, выступая в Лейдене [См.: 30], выдвинул британскую концепцию интеграции Европы (вскоре получившую название «à la carte» – «предпочти и выбери»), основанную на свободе государств в избрании сфер и скорости интеграции, а также возможности выборочного соблюдения требований руководящих, чаще всего наднациональных, организаций Евросоюза.

На саммите Европейского совета в Ницце (2000) британцы не допустили создания на базе структур ЕС «европейского ярда безопасности», сведя на нет намерения президента Жака Ширака создать «Европу-державу» («Europe-puissance»).

Наконец, в декабре 2011 г. британская сторона наложила вето на договор, регулирующий общеевропейские финансовые правила на основе наднациональных органов банковского регулирования и контроля, т. к. это потенциально угрожало интересам лондонского Сити как мирового финансового центра, замкнувшего на себя значительные объемы финансовых сделок в ЕС. («На Лондон – писало Агентство Bloomberg, – приходится около 86 % валютных свопов, деноминированных в евро… почти половина ежедневных валютных торгов в евро и около 75 % оборота производных процентных ставок, выраженных в евро» [См.: 28]).

При Кэмероне наблюдался фактический возврат к приоритетам внешней политики, сформулированным еще У. Черчиллем вскоре после окончания Второй мировой войны (1948) [См. подр.: 3], который говорил о том, что Великобритания должна активно использовать свое уникальное положение «единственной страны, играющей важную роль в каждой из трех орбит» [Цит. по: 22] – атлантической (все ведущие англо-саксонские государства), Содружества наций (взаимоотношения с бывшими колониями) и европейской. На европейском треке выдающийся британский политик прошлого отводил своей стране роль «друга и покровителя» будущего европейского объединения, объясняя это тем, что существуют, конечно, «общие интересы, но мы не хотим растворяться в [Европе – авт.] и потерять свое лицо» [19]. Следует отметить, что эта концепция, определяющая цели продвижения британских интересов во всех регионах мира для обеспечения всеобъемлющего влияния, была официально представлена правительством консерваторов под названием «Глобальная Британия» лишь в ноябре 2017 г. [См.: 25].

Как и его далекий предшественник, Кэмерон, будучи (по его собственному определению) «практичным и разумным» евроскептиком [26], стремился укрепить британские позиции в новом глобализированном мире и заставить услышать в европейском многоголосье мнение британской стороны, не согласной с дальнейшей федерализацией Евросоюза и с созданием в будущем Еврогосударства, где растворятся нации. Премьер-министр был нацелен на сохранение особого статуса Великобритании в ЕС и построение Евросоюза на базисе, гарантировавшем недопущение его «скольжения» в наднациональную общность. По мнению отечественного политолога С.А. Шеина, с конца 2011 г. в действиях британского руководства «наблюдалось возвращение “торийского евроскептицизма” в его агрессивной форме» [15].