Очерки истории Италии. 476–1918 годы

Но, сознавая свою слабость, итальянские империалисты отнюдь не собирались отказываться от своих агрессивных целей. Они надеялись, что вооруженная схватка между двумя коалициями сильнейших держав позволит им добиться «с малыми усилиями больших результатов», как однажды выразился один из ведущих политических деятелей Италии.

С целью оправдать свою двойную игру, закончившуюся открытым переходом Италии из одного империалистического блока в другой, итальянские политики придумали пресловутый принцип «священного эгоизма», который вместе с тем выражал притязания итальянского империализма на участие и на долю в начавшемся переделе мира. Этот «священный эгоизм» итальянских империалистов и был высшим руководящим принципом их политики.

Ни за что не желая допустить, чтобы будущий мир был заключен без ее участия, империалистическая Италия проявляла особую заботу о том, чтобы вовремя выбрать и не пропустить наиболее благоприятный момент для активного вмешательства в войну. Уже в первые дни войны итальянские дипломаты заговорили о возможности и условиях перехода Италии на сторону Антанты.

4 августа итальянский посол в России маркиз Карлотти изложил условия, на которых Италия решилась бы примкнуть к России и Франции, а именно: сверх получения Трентино, она желала бы обеспечить себе преобладающее положение в Адриатическом море и с этой целью хотела бы получить Валону.

Правительства Антанты приняли эти требования Италии и сверх того, по совету англичан, предложили ей Триест.

Но в то время как итальянское правительство собиралось вплотную повести переговоры о переходе в лагерь Антанты, ее военное положение серьезно ухудшилось. Германские войска, преодолев сопротивление бельгийцев, вступили на территорию Франции. Ход военных событий на Западном фронте показал итальянским политикам, что на скорую победу Антанты рассчитывать не следует и что поспешно связывать свою судьбу с нею и окончательно порывать с центральными державами еще очень опасно. Поэтому они решили не рисковать и не давать пока дальнейшего хода начавшимся переговорам, не прекращая, однако, их полностью.

Военные успехи немцев в Бельгии и во Франции в первый месяц войны производили в правящих верхах Италии угнетающее впечатление. Под их воздействием затаенная боязнь перед возможностью австро-германской мести перерастала в панический страх. Министр иностранных дел Сан Джульяно был настолько подавлен немецкими победами, что считал крайне рискованным делом даже обычные встречи с антантовскими послами.

В этих условиях итальянские правители отложили на время переговоры с Антантой, но отнюдь не прекратили их полностью. В Риме не оставляли мысли со временем, как только позволят обстоятельства, продолжить эти переговоры.

Интервенционисты и нейтралисты

В начале сентября положение на фронтах резко изменилось в пользу Антанты. Русские войска, одержав крупные победы в Галиции и Буковине, теснили австрийцев к Карпатам. Французская армия в сражении на Марне остановила движение немцев к Парижу и вынудила их к отступлению.

В Италии военные успехи России и Франции произвели немалое впечатление на общественное мнение и оказали большое влияние на политику правящих кругов. Эти успехи, подорвав немецкий военный престиж, поколебали уверенность в победе германо-австрийского блока, которую имели в начале войны и многие итальянцы, и, наоборот, усилили вероятность окончательной победы Тройственного согласия.

Под влиянием французского успеха на Марне и особенно русских побед в Галиции среди господствующих классов Италии развертывается движение против нейтралитета, за вмешательство в войну на стороне Антанты. Начиная со второй недели сентября с проповедью отказа от нейтралитета в пользу Антанты открыто выступают уже целые политические партии.

В сентябре каждая политическая партия спешила высказать свое мнение по вопросам внешней политики и дать свои рекомендации относительно позиции, которую Италии надлежало занять перед лицом войны. При этом буржуазные партии и отдельные деятели бесцеремонно сменяли свои вехи: вчерашние сторонники нейтралитета становились ярыми интервенционистами; а те, которые еще недавно призывали к выполнению союзнического долга, теперь готовы были — за исключением националистов — довольствоваться нейтралитетом.

Особенно крутой поворот сделали националисты — из проповедников войны на стороне союзников они буквально в несколько дней превратились в самых крикливых агитаторов за войну против союзников. Партия националистов становится во главе интервенционистского лагеря.

За войну против Австро-Венгрии агитировали и социалисты-реформисты во главе с Биссолати. и Бономи. Недаром В. И. Ленин называл партию Биссолати «вполне социал-империалистической».

Против нейтралитета высказались и различные мелкобуржуазные партии и группировки — республиканцы, радикалы, масоны.