Наряду с социалистической партией за нейтралитет выступали и социалисты-реформисты. Их лидер Биссолати доказывал, что нейтралитет избавит Италию от «двух бедствий»: одного — во вне, особенно в Средиземном море, где Италия не может воевать против Англии и Франции, другого — внутри страны, от «паралича», который охватил бы государство в случае выступления вместе с центральными державами. Но в то же время Биссолати подчеркивал, что в ходе событий Италия может оказаться перед необходимостью вмешаться в конфликт (разумеется, против центральных империй), «чтобы привести европейский кризис к разрешению, благоприятному для интересов демократии и пролетариата». В частном письме к Бономи от 2 августа он призывал своего друга и единомышленника начать «готовить душу итальянского пролетариата к войне». «Я это уже начал, а ты мне поможешь», — писал Биссолати. То же самое он советовал одному из реформистских главарей профсоюзов Риголе.
Так, прикрываясь фразами «о защите интересов демократии и пролетариата», о «лучшей эре для пародов Европы», итальянские правые социалисты помогали своей империалистической буржуазии обманывать народные массы. Очень скоро они сбросят маску сторонников нейтралитета и станут наряду с националистами самыми усердными агитаторами за вмешательство Италии в войну на стороне Тройственного согласия.
В то время как трудящиеся классы Италии и отражающая их настроения социалистическая партия прямо и единодушно высказались против войны, за полный нейтралитет, в рядах господствующих классов выбор позиции в предстоящей мировой войне сопровождался разногласиями и спорами.
В правящих верхах Италии было немало сторонников немедленного вступления в войну на стороне австро-германских союзников. Чувство преданности Тройственному союзу и германофильство преобладали в итальянских высших классах. Этими чувствами были пропитаны аристократия и военщина, высшие слои буржуазии и интеллигенции, сенат и окружение двора. Многие высокопоставленные политики рассматривали Тройственный союз как догму. Наконец, горячие симпатии к обеим центральным империям питала высшая католическая иерархия.
Такому положению удивляться не приходится. Германия, как известно, пользовалась большим экономическим и политическим влиянием в Италии. Она располагала важными позициями в экономическом и финансовом механизме страны — достаточно вспомнить о роли Коммерческого банка. Ее военный престиж был одинаково высок как в военных, так и в политических кругах. Итальянские реакционеры видели в кайзеровской Германии надежную опору монархических и консервативных устоев в своей стране. К тому же в Италии действовала целая свора всякого рода немецких агентов, выходило множество подкупленных немцами газет и других изданий, То же самое можно сказать и об Австро-Венгрии. Совершенно непопулярная в народе, австрийская монархия имела много обожателей в верхах итальянского общества и в руководящих кругах Ватикана. Многие итальянские аристократические семьи находились в родственных связях с австрийскими и венгерскими знатными домами.
Все эти реакционные прогерманские и проавстрийские элементы использовали все свое влияние и связи, чтобы толкнуть правительство на путь немедленного вмешательства в войну вместе с австро-германским блоком.
Из политически организованных групп итальянской империалистической буржуазии за немедленное вступление в войну на австрогерманской стороне особенно настойчиво и открыто агитировала в последние дни июля партия националистов. Эта немногочисленная, но шумливая политическая группа, выражавшая интересы и стремления самой воинствующей части итальянских империалистов — магнатов металлургии и фабрикантов оружия — рассматривала войну как единственное средство для осуществления проповедуемой ими программы широких империалистических захватов. При этом их даже мало интересовал вопрос о том, против кого воевать, — у них имелось довольно претензий как к странам Антанты, так и к австро-германским союзникам. По словам итальянского буржуазного историка Вальсекки, — «некоторые пылкие националисты желали войны ради войны, все равно на чьей стороне, — лишь бы воевать!».
Еще за несколько дней до начала европейской войны главари националистов начали доказывать, что Италия «должна соблюдать заключенные договоры».
Националисты, однако, оказались очень непостоянными в своих внешнеполитических симпатиях. Достаточно было вступить в войну Англии, как они круто изменили свою первоначальную позицию и превратились в яростных сторонников войны против своих недавних союзников. Крутой поворот во взглядах националистов был в немалой степени обусловлен еще и тем, что их призывы к немедленной войне в австро-венгерском лагере не встретили поддержки в широких кругах итальянской буржуазии.