Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

«В се же лето убьен бысть Глеб, сын Святославль, в Заволочии».[735] Соловьев же цитирует указанную летопись, где говорится об изгнании и убиении Глеба — «и посади Святослав (1) своего Глеба. И выгнаша (2) и бежа за Волок, и у… (3) и Чудь» (пропущенные слова: (1) — «сына», (2) — «из города» и (3) — «убиша»).[736] Прежде всего необходимо заметить, что во вполне достоверной «Повести временных лет» мы не находим указаний на изгнание Глеба новгородцами; между тем летописец интересуется Глебом, дает описание его личных качеств и внешности, упоминает, что его тело было привезено из Заволочья в Чернигов и погребено в Спасском соборе, там, где лежали останки черниговских князей Мстислава и отца Глеба — Святослава. Момент изгнания Глеба из Новгорода не мог быть пропущен составителем летописи. Сам текст летописи, использованной Соловьевым, вызывает сомнение хотя бы тем, что воедино как-то сливается и посаженне Глеба Святославича в Новгороде, и его изгнание, и смерть. Затем, если бы новгородцы только терпели Глеба, то они не преминули бы воспользоваться смертью Святослава для того, чтобы изгнать его немедленно же. После смерти Святослава дела его сыновей были далеко не блестящи, и думать, что Глеб мог и после 1076 г. сидеть в Новгороде, не имея связей с местной знатью, не приходится. Между тем еще в течение двух лет Глеб остается княжить в Новгороде. По-видимому, дружеские взаимоотношения с боярско-купеческой верхушкой, успешные походы, подавление внутреннего врага (восстание волхва), заигрыванье с вечем, союз с новгородским духовенством — все это были те стороны в политике Глеба, которые, создав ему авторитет в определенных кругах, способствовали сохранению за ним княжеского стола еще и в то время, когда за спиной Глеба не было ни мощного Чернигова, ни временно попавшего в руки черниговского князя Киева, что, между прочим, не особенно улыбалось Новгороду, так как означало вновь усиление зависимости от Киева. Изгнать князя Новгород мог только тогда, когда в нем самом либо произошла бы серьезная перегруппировка среди правящих кругов, либо восстание «менших». Но ни того, ни другого, судя по летописи, в Новгороде в то время мы не замечаем. Кроме всего изложенного, странной кажется, если верить сообщению об изгнании Глеба, сама его гибель в земле заволочской чуди. В самом деле, одно дело — пытаться поднять против Новгорода тут же рядом, по соседству с Новгородом жившую водь, как это сделал Всеслав, другое — поднять на новгородцев заволочскую чудь. Если же мы согласимся с версией об изгнании Глеба, то должны будем принять и то, что в Чудь Глеб скрылся, очевидно, для того, чтобы набраться сил, собрать рать и попытаться вернуть утерянное. Но кто же мог рассчитывать на теплую встречу среди разоряемой и ограбляемой чуди, хорошо знающей, что такое новгородские князья, бояре, купцы и прочие любители легкой наживы, той чуди, среди которой было сильно волхвование и где, естественно, Глеб пользовался определённой славой? Бежать туда означало идти чуть не на верную гибель, и уже если Глеб попытался действительно вернуться в Новгород, то, очевидно, он не стал бы забираться в далекую, вовсе не гостеприимную землю заволоцкой чуди, а ушел бы куда-нибудь поближе или попытался бы пробраться к братьям в Тмутаракань, откуда его хотя и не раз выгоняли, но где уже прочно сидели его братья и союзники. Его политика в Новгороде заставляет предполагать, что неудачи в Тмутаракани научили его дипломатии, и вряд ли он, учтя урок прошлых лет, не сумел создать себе опору в Новгородской земле. Если бы он был убит в Заволочье новгородцами, то вряд ли его похоронили бы в Чернигове. То, что его тело очутилось в Спасском соборе, свидетельствует о том, что в земле чуди нашлись лица, доставившие его черниговским дружинникам. Кем они могли быть? Теми же самыми новгородскими боярами и купечеством. Скорей всего в землю заволочской чуди завлекла Глеба обычная феодальная экспансия, и совершал поход он не за свой страх и риск, а во главе предприимчивых новгородских бояр и купцов. Поэтому, естественно, когда он был убит сопротивляющейся чудью, его тело с почетом было доставлено в Чернигов. Убитый князь-изгнанник никогда бы не дождался таких почестей от новгородцев, а черниговцы ехать за трупом в землю заволочской чуди, конечно, не могли и не думали, так как кратковременное владычество Святослава в соседнем Белозерье не создало в нем базы для постоянного пребывания там черниговского боярства.

Итак, князь Глеб погиб, убитый чудью в одном из обычных для Новгорода колониальных походов в новгородское «Эльдорадо» — Заволочье. Непонятно утверждение Голубовского, что «Глеб Святославич был убит у еми, финского народа, жившего по берегам Финского залива и Невы».[737] У автора приведенных строк для данного утверждения нет никаких оснований, кроме явного домысла Татищева.