Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

Вернемся к Святославу. Важным эпизодом его княжения является подавление им крупнейшего восстания смердов под руководством волхвов, и в этом отношении отец и сын отличались достаточной энергией, хотя Святослав действовал и не сам, а руками своего даньщика Яна Вышатича. Летопись приурочивает восстание волхвов к 1071 г. Началось оно в голодный год. «Бывши бо единою скудости в Ростовьстей области, въстаста два волъхва от Ярославля, глаголюща «яко ве свеве, кто обилье держить»; и поидоста по Волзе, кде приидуча в погост, ту же нарекаста лучьшие жены глаголюща, яко си жито держить, а си мед, а си рыбы, а си скору. И привожаху к нима сестры своя, матере и жены своя; она же в мечте прорезавша за плечемь, вынимаста любо жито, любо рыбу, и убивашета многы жены, и именье их отъимашата собе. И придоста на Белоозеро, и бе у нею людий инех 300».[738] Кто были эти «люди 300»? Несомненно те, кто больше всего страдал от голода, кто вместе с волхвами убивал «лучших жен» и «имения» их брал себе, т. е. смерды. Голод в то время был не только результатом неурожая. Голод особенно тяжело обрушивался на смерда именно потому, что, несмотря на неурожай, дани, виры, оброки и т. д. собирались регулярно, отнимая часто у смерда не только прибавочный, но и необходимый продукт. Голод обогащал купца, торговавшего хлебом, феодала, ростовщическими сделками закабалявшего разоренного смерда, превращавшегося в закупа, и подрывал хозяйство смерда. Понятно поэтому, что голод приближал и ускорял восстание. Смерды обрушивались прежде всего на местную феодализирующуюся верхушку, присваивающую общинные запасы. Такой была «старая чадь» в восстании 1024 г. все в той же Ростово-Суздальской земле, такой же следует считать и «лучших жен», «большух гобиньных домов» («Изборник» Святослава), пострадавших в восстании 1071 г. Несколько странная на первый взгляд форма движения, когда волхвы почему-то расправляются именно с женщинами, упоминание об извлекаемых из ран рыбах и жите напоминают вымысел, но на самом деле находят себе подтверждение в некоторых культовых обрядах народов Поволжья, потомков древних обитателей Ростово-Суздальской и окружающих ее на юго-востоке земель, и позже бытующих среди них.[739] Понятна и религиозная форма движения. Экспроприация и закабаление смерда, превращение общинника в зависимого, столь интенсивно идущие именно в XI в., совпадали и во времени и в пространстве с распространяемым огнем и мечом христианством. Феодалы обрушивались на общинника, разоряли его, превращали общину в подвластную феодалу организацию сельского населения или, обирая смерда и громя разлагающуюся уже естественным путем общину, превращали его в кабального человека. Одновременно христианство, на острие меча феодала проникавшее повсеместно, разбивало старых общинных богов, уничтожало культовые места, места сборов и сходов, громило общинный культ, кончало с зарождавшимся и чем дальше на север, тем все более сильным жречеством, разбивало идеологию первобытнообщинного строя. Борьба за нее, борьба с христианством и стала формой движения смердов. Разбитый феодалом в неравной борьбе смерд стремился оказать отпор феодализму, организуясь вокруг старых общинных начал, быта, обычаев, устоев, верований и богов, и в таком случае, когда бессильно было оружие феодала дружинника, последнему на помощь приходило христианство, стремившееся и тут добраться до смерда и заставить его окончательно сдаться на милость обоих феодалов, и духовного, и светского. Борясь с язычеством и вербуя кадры первых священников местного происхождения из тех же язычников в прошлом, церковь во времена «империи Рюриковичей» сама должна была идти на некоторые уступки старой религии доклассового общества, способствуя развитию религиозного синкретизма, освящая старые народные праздники (Масленица, Коляда, Купала и т. д.) и богов (Волос — Власий). Но идя на отдельные уступки, церковь оставалась непримиримым врагом языческой религии общинников и, сама превращаясь в крупнейшего собственника-землевладельца и в хозяина множества холопов, изгоев, смердов, она становилась правой рукой феодала в процессе экспроприации им смерда. Да иначе и не могло быть, так как православная церковь и призвана была на Русь и превратилась из второстепенной в главнейшую — именно для этой цели. Неудавшийся эксперимент Владимира Святославича с установлением феодальной «небесной иерархии» при сохранении старой языческой религии заставил князя, после некоторых колебаний, прочно и твердо стать на путь христианизации, так как она вполне соответствовала требованиям киевских феодалов, предъявляемым ими к той религии, которая должна была помочь им в укреплении их владычества. Христианство означало и начало конца для волхвов. Их должен был заменить служитель христианской церкви. Волхв был связан с родом и родовой аристократией. Он продолжал играть существенную роль и позднее. Авторитет волхва был достаточно велик еще и в тот период, когда родовые связи уступили свое место территориальным, а эти последние послужили базой для образования поземельной сельской общины. Новая феодальная верхушка росла и крепла как враг волхвов. Отсюда общий враг у смерда и волхва — феодализм и христианство, отсюда их союз, создавшийся еще тогда, когда волхв был главным служителем языческой религии, исполняющим все культовые обряды, выступающим посредником между добрыми и злыми божествами и общинниками, преисполненными страха перед чем-то неведомым и всесильным, что ежеминутно может вторгнуться в их жизнь и от кого зависит их благополучие и удача в земледелии, скотоводстве, промыслах. Авторитет волхва, носителя старой религии времен свободного состояния общинника, приводит к тому, что во главе восстаний смердов становятся волхвы. Так было в 1024 г. в Суздале, так было в Новгороде во времена Глеба. Волхв пытался поднять восстание и под Киевом в эти же годы, но феодалы во́время приняли меры, и киевский волхв «в едину бо нощь бысть без вести».[740] Волхв поднимал восстание смердов в той же Ростовской земле и в 1091 г., но и тут феодалы, уже наученные горьким опытом, быстро расправились с движением, и волхв «вскоре погыбе». Позднее, в XII–XIII вв., когда феодалы расправились с оставшимися еще непокоренными в центральной полосе Восточной Европы племенами (голядь, вятичи), когда феодальные города и вотчины широко раскинулись по всей громадной территории русских княжеств, когда свободный общинник стал уходить в область преданий, когда одновременно с этим громадные успехи сделала и христианская церковь, — тогда уже изменились и самые формы восстаний смердов. Потеряла свое значение старая родовая религия, исчезли волхвы; князья, бояре, духовенство быстро кончали с рецидивами волхвования, и мы видим, что подобные восстания смердов, руководимых волхвами, происходят среди племен севера, где сильнее было жречество и где только начиналась феодальная экспансия новгородского боярства и колонизация, а вместе с ними и христианство. В 1229 г. из новгородских колоний привозят в Новгород четырех волхвов и сжигают их на костре. Это была последняя вспышка восстания смердов под руководством волхвов.