Для того чтобы удержать в повиновении черниговское боярство, Всеволоду необходимо было посадить в стольном городе Северской земли такого князя, который мог бы управлять не только силой меча, но и путем дипломатических маневров. Для такой роли, несомненно, наиболее подходящей была кандидатура Мономаха, который и в последующей своей деятельности и, очевидно, в предыдущей зарекомендовал себя как дальновидный политик, умело лавирующий, в целях установления «одиначества» Русской земли и власти «самодержца», между противоречивыми интересами различных классовых группировок. Было бы неправильно усматривать во Всеволоде и Мономахе представителей политики, характерной для Ивана III, как это делает П. Голубовский, ссылаясь на авторитет Лашнюкова.[774]
«Единодержец земли Русьстей» Мономах, как и его отец, жил в эпоху, когда еще не создались условия для объединения недавно возникших княжеств. Но необходимо отметить, что уже в Мономахе мы можем видеть представителя объединительных тенденций, опирающегося на «молодшую дружину» и горожан. Забегая несколько вперед, отметим, что уже Всеволод под конец своей жизни начал опираться на «менших», «уных», «несмысленных» и перестал считаться со старшей дружиной из родовитых, богатых бояр, «възлюбише смысл уных». Мономах, продолжая в этом отношении политику отца и стремясь к объединению распадающейся на уделы Руси и к централизации власти, начинает опираться и на другую социальную силу — горожан, купечество и ремесленников. Это положение можно проиллюстрировать тремя фактами: 1) во время своей усобицы с Олегом Святославичем Мономах выдвигает в качестве арбитра киевлян, т. е. не только бояр и духовенство, но и вече, 2) после восстания в Киеве в 1113 г. Мономах дает свой знаменитый «Устав», направленный в сторону некоторого облегчения участи закабаленных горожан, что свидетельствует о стремлении князя опереться на городские массы, и 3) строит город Владимир, населенный ремесленниками, сослужившими службу его внукам, во время их борьбы с родовитым боярством «старых городов»: Ростова и Суздаля. Конечно, город был еще настолько слаб, что не мог помочь даже такому талантливому политику, как Мономах, приостановить процесс распадения русских земель. Феодальное раздробление «империи Рюриковичей» было обусловлено развитием производительных сил, ростом феодального землевладения, феодальных форм эксплуатации, господства и подчинения и концентрированием богатого и сильного боярства в отдельных областях древней Руси, и в этом отношении феодальный распад. Киевского государства был показателем роста производительных сил. Но в то же самое время феодальное раздробление земель ослабляло Русь, способствовало успехам иноземных захватчиков (ляхов, венгров, позднее немцев, литовцев, шведов), затрудняло борьбу с вековечным врагом русского народа — половцами. Поэтому стремление Мономаха сохранить единство Руси, столь необходимое для борьбы с врагами, следует расценивать положительно. Можно утверждать, что развитие производительных сил феодального общества могло протекать и при условии очень ранней ликвидации феодальной раздробленности, как это имело место, например, в Англии, но для этого необходимо было создание социальной опоры для сильной власти — мелких феодалов-дружинников и многочисленного городского люда. В древней Руси все эти факторы были еще очень слабы, и попытки Мономаха не могли увенчаться успехом. Конечно, нельзя думать, что Мономах и Мономаховичи — представители нейтралистских стремлений, пытающиеся реставрировать распадающуюся лоскутную «империю» Рюриковичей, а Олег Святославич и Ольговичи — типичные представители «областнических» тенденций, замыкающиеся в рамках интересов своей «отчины». Нет сомнений в том, что Ольговичи были тесно связаны с «землей» (т. е. с «земским», местным боярством) и вынуждены были прислушиваться к голосу «земли». Их интересы лежали в пределах их «отчины», где расположены были их огромные княжеские вотчины, и Ольговичей часто было трудно втянуть в общерусские дела, но и они считали себя такими же Рюриковичами, с такими же правами на Киев и «старейшинство», как и другие князья, и также не раз захватывали Киев и мечтали об «одиначестве» Русской земли под своей властью, как и Мономаховичи, тогда как последние, забравшись, в леса северо-востока, стали впоследствии проявлять не менее типичные «областнические» тенденции.Отмечая это, все же хочется подчеркнуть, что чрезмерное увлечение централистскими идеями Мономаха, когда еще не сложились условия для их осуществления, было бы неправильным, как и превращение Ольговичей в князей-вотчинников, сидящих в своей «отчине» и кроме нее не желающих ничего видеть. Все же проводить особенно резкую грань между обеими княжескими линиями вряд ли возможно.
Всеволоду и Мономаху далеко до позднейших «собирателей Руси», и их «уные» еще не дворянство, развившееся в эпоху самодержавия, а гридь, садящаяся на землю.