Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

В летописных источниках и в прочих письменных памятниках мы найдем очень немного скудных упоминаний о крупном землевладении в древней Руси и то не ранее X в. Это, с одной стороны, объясняется и самим характером памятника, оставляющего подобного рода вопросы в тени, а с другой стороны, еще и тем, что сколько-нибудь крупных земельных владений, больших промысловых и сельских хозяйств, принадлежащих одному лицу, было еще не так-то и много, и в своей работе Б. Д. Греков собрал все известные нам указания источников на подобного рода явление.[443]

Складывающаяся в IX–X вв. общественная верхушка чрезвычайно пестра и разнообразна. В этот период древняя сельская община выделяет в процессе своего разложения господствующую прослойку. Последняя предстает перед нами в древнейших письменных источниках под наименованием «огнищан», «старой чади», «нарочитой чади», «старцев градских», а, возможно, иногда и «лучших мужей». «Огнище» означает и огонь — домашний очаг, и род, родство,[444] и, наконец, рабов,[445] что указывает на чрезвычайную древность термина. «Старая», или «нарочитая» чадь, — туземная знать, выросшая из семейных общин, некогда управлявшая и распоряжавшаяся «простой чадью» — членами общины, родственниками между собой, а затем захватившая в свои руки лучшие угодья, земли-выгоны, охотничье-промысловые и рыболовные участки, «бортные ухожаи» и т. п. «Старая», или «нарочитая» чадь, — рабовладельцы, хозяева «челяди». Но «лучшие мужи» не удовлетворяются эксплуатацией труда челяди. Они захватывают общинное имущество, запасы, закабаляют своих сообщинников. Здесь уже складываются отношения феодальные, и бывший общинник предстает перед нами в качестве закабаленного человека, положение которого часто мало отличалось от положения раба.

Не говоря об XI–XII вв., мы уже в X в. встречаем упоминания о феодальном землевладении. В 947 г. Ольга устанавливает перевесища по Днепру и Десне, «и есть ее село Ольжичи и доселе».[446]

Феодосий Печерский, живший в Курске, ходит в села своих родителей, где работает наравне с рабами. О селах, как частной собственности, мы узнаем из его же «Жития», где он рассказывает о том, как спокойно ожидал заточения, мотивируя свое спокойствие тем, что «еда ли детей отлучение или сел опечалует мя».[447] Всем нам известно весьма скудное количество указаний о феодальном землевладении в X в., не говоря уже о IX в. По отношению к IX в. таких указаний нет, но то, что мы видим в XI, а особенно в XII в., т. е. развитая феодальная земельная собственность, заставляет искать ее зарождение во второй половине IX в. и в X в., и это вполне естественно, так как внутри древнерусского общества уже действуют силы, подготавливающие феодальный способ производства.