Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558–1561 гг.

«Большой» же воевода тем временем медленно продвигался по направлению к Мариенбургу. Чтобы преодолеть сто с гаком верст от Пскова до Алыста, ему потребовалось почти две недели, и лишь к 1 февраля его передовые отряды вышли к замку. Мариенбург, стоявший на острове посреди озера, представлял собой сложную цель, и на первых порах осадные работы шли медленно. С подходом полков Серебряного дело пошло веселее. Руководивший осадными работами боярин Морозов к этому времени, согласно воеводской отписке, «наряд за озеро перевез на то же место, где город стоит», «и стрелцов всех у города поставя и туры поделав, наряд прикатя», после чего утром 14 февраля приказал начать бомбардировку. Последняя продолжалась недолго — «с утра до обеду», в результате чего в замковых стенах были проделаны немалые бреши, после чего мариенбургский комтур Э. фон Зибург цу Вишлинген, по примеру своих старших товарищей, решил не дожидаться штурма и выкинул белый флаг. «И божиим милосердием воеводы и город того дня взяли, — продолжал летописец, — и устроили в нем государевых воевод, князя Микиту Приимкова да Андрея Плещеева да голову стрелецково стрелцы оставили Григория Кафтырева». Сотворив же сие, воеводы отправили победный сеунч Ивану Грозному (Иван же, возрадовавшись, послал к ним «с своим жалованьем з золотым князя Федора Палецкого») и отправились во Псков[313]. Комтура же ожидала печальная судьба. По мнению Кеттлера, он проявил непростительное для рыцаря ордена малодушие, за что и был арестован и посажен в заключение в замок Кирхгольм, где вскоре и умер[314].

Собственно говоря, этим и ограничилось участие «маистра» в отражении нового русского вторжения. С 20 января и до самого конца февраля он безвылазно просидел в Риге, имея в распоряжении 8 фенлейнов (fenlinn) кнехтов и 7 фенлейнов рейтар, ожидая обещанной от Сигизмунда помощи и, не дождавшись ее, так и не сдвинулся с места. Ливония осталась, уже в который раз, беззащитна перед жаждущими мести и добычи русскими ратями. Положение Ливонской конфедерации продолжало ухудшаться, и просвета в тучах, сгустившихся над несчастной Ливонией, не было, ибо Иван Грозный на этот раз решил довести начатое дело до конца, тем более что в преддверии очередной войны с Великим княжеством Литовским наступление на Крым постепенно стало сворачиваться).

2. Эрмесская катастрофа и падение Феллина

Ждать новой грозы несчастным ливонцам долго не пришлось! В конце весны 1560 г. плотина рухнула, и понеслось. А начиналось все как обычно — с малых ручейков. После взятия Мариенбурга главные силы русской рати были распущены, но «годовавшие» по пограничным городам и в Юрьеве русские гарнизоны вовсе не собирались отсиживаться за стенами крепостей и продолжили действовать на свой страх и риск, равно как и псковские и новгородские торонщики — охотники до чужого добра. «Того же лета (7068. — В. П.) ходили торонщики в Немецкую землю, и много воевали земли, и полоноу и животины гоняли из земли много, а иных немци побивали…» — сообщал как о чем-то обыденном, не заслуживающем пристального внимания и отдельной «повести» псковский летописец[315] (и Реннер в своей хронике рисует впечатляющую картину того, как небольшие русские отряды в течение всей весны то тут, то там вторгаются на территории Ордена и Рижского архиепископства и подвергают их опустошению)[316]. Московские же летописцы, отражая официальную версию событий, писали о другом. Впрочем, это и понятно, ибо Москву мало интересовали результаты дерзких «наездов» пограничных «баронов» — до тех пор, пока эти результаты не начинали влиять на большую политику.

А большая политика тем временем складывалась так, что малозначимый, казалось, на первых порах ливонский конфликт грозил перерасти в крупномасштабную войну, и прежде всего с Великим княжеством Литовским (великий князь которого, как уже было отмечено выше, давно уже имел свои виды на Ливонию и ее наследство). В январе 1560 г. в Москву прибыл гонец от Сигизмунда II Мартын Володков с грамотой княжеской, а в грамоте той было черным по белому прописано, что-де поскольку «Ифлянская земля здавна от цесарства хрестьянского есть поддана предком нашим во оборону отчинному панству нашему, Великому князству Литовскому, чого поновляючи весь тот закон, со всею землею сами нам утвердили», то пусть Иван «подданным нашого панованья всей земли Ифлянской покой дал бы еси и войска своего в ту землю не всылал, валки и неприязни через присягу свою до урочных лет и до выштья перемирья на тое панство не подносил». В противном случае, писал Сигизмунд своему партнеру, пускай пеняет на себя — он, как законный государь и повелитель Ливонии, обязан оборону ее, как и прочим землям своего «панства» «чинити», а Господь накажет того, по чей вине возобновилось кровопролитие меж христианскими народами[317].