Очерки истории российской внешней разведки. Том 4

В Москве и Вашингтоне активно велась подготовка к обмену представителями, согласовывалось количество сотрудников при каждом представителе, решались организационные вопросы. Траур, его шесть сотрудников и их жены были уже практически готовы к выезду, когда случилось непредвиденное.

16 марта 1944 года на стол посла США в Москве Гарримана легла телеграмма от Рузвельта. Президент сообщал, что обмен представителями откладывается на неопределенное время. Посол был откровенно разочарован этим неожиданным для него решением президента. Вот как описывает дальнейшие события в своих мемуарах генерал Дин: «Гарриман и я подготовили длинную телеграмму президенту с просьбой пересмотреть свое решение. Свою просьбу мы аргументировали тем, что впервые нам удалось проникнуть в самую секретную разведывательную службу Советского Союза и что установленные таким образом отношения открыли бы дверь для более тесных связей и с другими правительственными органами. Мы могли бы тогда заняться вопросом размещения американских войск в России в связи с передвижными базами для наших бомбардировщиков. Мы проинформировали президента о наших опасениях, что отклонение соглашения Донована оказало бы неблагоприятное влияние на проект создания передвижных баз бомбардировщиков.

30 марта президент ответил, что внутренние политические соображения в США являются превалирующим фактором, лишающим его возможности изменить свое решение. Президент был уверен, что маршал Сталин его поймет, и надеется, что мы подчеркнем, что обмен миссиями отложен только на время»[49].

Генерал Дин не скрывает в своих мемуарах, что он испытывал крайне неприятное ощущение, когда договаривался с Фитиным о встрече, чтобы сообщить ему о решении президента, опасаясь нежелательной реакции со стороны руководства советской разведки.

Однако опасения генерала были напрасны. Еще в начале марта в Первое управление НКГБ начали поступать агентурные сведения о том, что против соглашения между УСС и НКГБ об обмене представителями резко возражает глава ФБР Эдгар Гувер, указывая, что цель НКГБ — внедрение в государственные секреты других стран. Гувер изложил свои соображения в письме личному помощнику президента Г. Гопкинсу и просил его воспрепятствовать обмену представителями. Он указал в письме на опасность этого обмена для США, а также на возможность неблагоприятной реакции общественности на это событие.

Письмо Гувера было переслано в группу начальников объединенных штабов, которая 12 февраля 1944 года вернула его с ответом о том, что не находит основания для изменения соглашения между УСС и НКГБ.

Узнав об этих шагах Гувера, генерал Донован был буквально разъярен. Он назвал Гувера глупцом и сказал, что если он думает, что НКВД не имеет своих представителей в США, то глубоко ошибается.

Нравится нам это или нет, заявил генерал, но если НКВД собирается иметь своих представителей в США, то лучше, если в США будет находиться их официальная миссия, чтобы иметь возможность контролировать их деятельность.

Тем не менее свое решение президент не изменил.  

Таким образом, когда генерал Дин встретился с Фитиным и Овакимяном 7 апреля 1944 года, руководители советской разведки были подготовлены к этой беседе. «С Фитиным и Осиповым, — вспоминает Дин, — я никогда не встречался дважды в одном и том же месте. Казалось, у них были пристанища по всему городу… Я увидел стол, уставленный водкой, коньяком, фруктами и шоколадом, и они настаивали на угощении. Я был несколько скептичен в отношении сильной выпивки до того, как сообщу свою новость, поскольку я не представлял себе, как она будет воспринята. Однако водка придала мне храбрости, а на партнеров по беседе, вероятно, оказала смягчающее влияние, ибо, как и предсказывал президент, они проявили «прекрасное понимание» и согласились с тем, чтобы координация между их секретной разведкой и нашей осуществлялась в Москве между ними и мной, выступающим за Донована. На этом мы и согласились, и так началось наше сотрудничество, продолжавшееся до конца войны»[50].

Уже от своего имени генерал Дин выразил на этой встрече готовность «давать нам разведывательную информацию не только по линии УСС, но и по военной, военно-морской и другим американским разведывательным организациям, а также начать обмен образцов диверсионной техники». Забегая вперед, следует отметить, что генерал ни разу за время сотрудничества не передал подобную информацию.

Реакция Фитина была спокойной и носила несколько дипломатический характер: «Поскольку инициатива в установлении официальных отношений между нами, а также в вопросе об обмене представителями принадлежала генералу Доновану (который, очевидно, имел соответствующие указания своего руководства), и в связи с чем мы и согласились на это предложение, не имея особой заинтересованности в срочном обмене представителями, мы не возражаем против временной задержки и считаем возможным продолжать наш контакт через генерала Дина».