Очерки из будущего

Закончив осмотр, я поспешил за Фрамингемом, так как был уверен, что это чудовище из давно минувшего века поднимет на ноги любого больного. Я нашел его несколько оправившимся после утреннего приступа, и он охотно пошел со мной к эласмозавру. Осмотрев животное заново, я с удивлением обнаружил, что его сердце все еще бьется и что все функции организма, за исключением мозговой, выполняются даже через час после того, как оно получило смертельный удар, но я знал, что сердца акул, как известно, бьются и через несколько часов после извлечения из тела, а обезглавленные лягушки живут и обладают всеми способностями к движению в течение нескольких недель после отсечения головы.

Я снял верхнюю часть головы, чтобы осмотреть ее, и здесь меня ждал еще один сюрприз – края раны гранулировали и готовились к заживлению. Цвет внутренней части черепа был совершенно здоровым и естественным, не было никаких излишних потоков крови, и имелись все признаки того, что животное намеревалось выздороветь и жить без мозга. Взглянув на внутреннюю часть черепа, я был поражен его сходством с человеческим черепом; на самом деле, насколько я могу судить, он по размеру и форме соответствует мозговой полости обычного человека, носящего шляпу седьмого или восьмого размера. Осмотрев сам мозг, я обнаружил, что он размером с обычный человеческий мозг и необычайно похож на него по общим очертаниям, хотя очень уступает ему в волокнистости и имеет мало извилин.

5 МАЯ, УТРО.

Фрамингем очень болен и говорит о смерти, заявляя, что если естественная смерть не положит конец его страданиям, он покончит жизнь самоубийством. Я не знаю, что делать. Все мои попытки ободрить его безрезультатны, а те немногие лекарства, которые у меня есть, уже совсем не подходят для его случая.

5 МАЯ, ВЕЧЕР.

Я только что похоронил тело Фрамингема в песке на берегу озера. Я не совершал никаких церемоний над могилой, потому что, возможно, настоящий Фрамингем еще не умер, хотя такое предположение кажется совершенно диким. Завтра я воздвигну на могиле каирн[34], если только не появятся признаки того, что мой эксперимент удался, хотя глупо надеяться, что так и будет.

В десять утра сомнения Фрамингема оставили его, и он отправился со мной посмотреть на эласмозавра. Существо лежало на том же месте, где мы оставили его вчера, его поза не изменилась, оно все еще дышало, все функции организма работали нормально. Рана на его голове за ночь сильно затянулась, и, смею предположить, полностью заживет в течение недели или около того – такова быстрота, с которой эти рептилии восстанавливают свои повреждения. Собрав три или четыре бушеля мидий, я очистил их от скорлупы и залил в глотку эласмозавра. С судорожным вздохом они прошли вниз, и огромная пасть медленно закрылась.

– Как долго вы собираетесь поддерживать жизнь рептилии? – спросил Фрамингем.

– Пока я не сообщу об этом нескольким ученым друзьям, и они приедут сюда, чтобы осмотреть ее. Я отвезу вас в ближайшее поселение и отправлю оттуда письма. Вернувшись, я буду регулярно кормить эласмозавра, пока не приедут мои друзья и мы не решим, как с ним поступить. Возможно, мы сделаем из него чучело.

– Но тебе будет трудно его убить, если только ты не разрубишь его на куски, а это не получится. О, если бы у меня только была жизненная сила этого животного. Есть же чудовище, чья жизненная сила настолько велика, что даже удаление мозга не беспокоит его. Я бы чувствовал себя очень счастливым, если бы кто-нибудь исправил мое тело. Если бы у меня было хоть немного бесполезной силы этого зверя.

– В вашем случае слишком активный мозг повредил тело, – сказал я. – Слишком много упражнений для мозга и слишком мало упражнений для тела – вот причины ваших проблем. Было бы хорошо, если бы вы обладали крепким здоровьем эласмозавра, но как было бы замечательно, если бы этот могучий мозг обладал вашим интеллектом.

Я отвернулся, чтобы осмотреть раны рептилии, поскольку захватил с собой хирургические инструменты и намеревался их перевязать. Меня прервал стон Фрамингема, и, повернувшись, я увидел, что он катается по песку в агонии. Я поспешил к нему, но прежде чем я успел до него добраться, он схватил мой чемодан с инструментами и, взяв самый большой и острый нож, перерезал себе горло от уха до уха.

– Фрамингем! Фрамингем! – крикнул я, и, к моему изумлению, он посмотрел на меня с пониманием. Я вспомнил случай с французским врачом, который в течение нескольких минут после гильотинирования отвечал своим друзьям, подмигивая.

– Если вы меня слышите, подмигните! – воскликнул я.

Правый глаз закрылся и открылся с щелчком. Тело было мертво, а мозг жил. Я взглянул на эласмозавра. Его пасть, наполовину закрытая над сверкающими зубами, казалось, улыбалась в знак приглашения. Интеллект человека и сила зверя. Живое тело и живой мозг. Любопытное сходство мозга рептилии с мозгом человека промелькнуло у меня в голове.

– Ты еще жив, Фрамингем?