Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Генерал Алекеев пошел с докладом к Государю Императору. Государь выслушал и сказал начальнику штаба, чтобы он передал Великому князю, что Государь его благодарит за совет, но что он сам знает, как надо поступить.

Вслед за этим была получена новая телеграмма – от председателя Совета министров. Князь Голицын²⁴, указывая, что события принимают катастрофический оборот, умолял Государя немедленно уволить в отставку весь состав министров. Он указывал, что вообще существующий состав министров теперь оставаться у власти не может, а нахождение в его составе Протопопова вызывает общее негодование и возмущение; что он считает единственно возможным спасти положение и даже спасти династию – только тем, что Государь немедленно пойдет на уступку общественному мнению и поручит составить новый кабинет министров, ответственный перед законодательными палатами, или князю Львову, или Родзянко.

Генерал Алексеев хотел эту телеграмму послать с офицером для передачи ее Государю через дежурного флигель-адъютанта. Но я сказал генералу Алексееву, что положение слишком серьезно и надо ему идти самому; что, по моему мнению, мы здесь не отдаем себе достаточного отчета в том, что делается в Петрограде; что, по-видимому, единственный выход – это поступить так, как рекомендуют Родзянко, Великий князь и князь Голицын; что он, генерал Алексеев, должен уговорить Государя.

Генерал Алексеев пошел. Вернувшись минут через десять, генерал Алексеев сказал, что Государь остался очень недоволен содержанием телеграммы князя Голицына и сказал, что сам составит ответ.

– Но вы пробовали уговорить Государя согласиться на просьбу председателя Совета министров? Вы сказали, что и вы разделяете ту же точку зрения?

– Государь со мной просто не хотел и говорить. Я чувствую себя совсем плохо и сейчас прилягу. Если Государь пришлет какой-нибудь ответ, сейчас же придите мне сказать.

Действительно, у генерала Алексеева температура была более 39 градусов.

Часа через два ко мне в кабинет прибежал дежурный офицер и сказал, что в наше помещение идет Государь.

Я пошел навстречу.

Спускаясь с лестницы, я увидел Государя уже на первой площадке.

Его Величество спросил меня:

– Где генерал Алексеев?

– Он у себя в комнате; чувствует себя плохо и прилег. Прошу Вас, Ваше Императорское Величество, пройти в Ваш кабинет, а я сейчас позову генерала Алексеева.

– Нет, не надо. Сейчас же передайте генералу Алексееву эту телеграмму и скажите, что я прошу ее немедленно передать по прямому проводу. При этом скажите, что это мое окончательное решение, которое я не изменю, а поэтому бесполезно мне докладывать еще что-либо по этому вопросу.

Передав мне, как теперь помню, сложенный пополам синий телеграфный бланк, Государь ушел.

Я понес телеграмму начальнику штаба. Телеграмма была написана карандашом собственноручно Государем и адресована председателю Совета министров.

В телеграмме было сказано, что Государь, при создавшейся обстановке, не допускает возможности производить какие-либо перемены в составе Совета министров, а лишь требует принятия самых решительных мер для подавления революционного движения и бунта среди некоторых войсковых частей Петроградского гарнизона. Затем Государь указывает, что он предоставляет, временно, председателю Совета министров диктаторские права по управлению в империи вне района, подчиненного Верховному главнокомандующему, а что, кроме того, в Петроград для подавления восстания и установления порядка командируется с диктаторскими полномочиями генерал-адъютант Иванов.

Получалось в Петрограде два диктатора!

Я вновь просил генерала Алексеева идти к Государю и умолять изменить решение; указать, что согласиться на просьбу, изложенную в трех аналогичных телеграммах, необходимо.

После некоторых колебаний начальник штаба пошел к Государю. Вернувшись, сказал, что Государь решения не меняет. Телеграмма была послана.

Потом в Ставке говорили, что после получения телеграммы от председателя Совета министров Государь больше часа говорил по телефону.

Особый телефон соединял Могилев с Царским Селом и с Петроградом.

Так как председателю Совета министров Государем Императором была послана телеграмма, то все были уверены, что Государь говорил с Императрицей, бывшей в это время в Царском Селе.

До вечера из Петрограда было получено еще несколько телеграмм, указывавших, что положение становится все более и более серьезным.

Главнокомандующему Северным фронтом было послано приказание немедленно по подготовке частей, предназначаемых к отправлению в Петроград, их послать по назначению.

Часов в 9 вечера, когда я сидел в своем кабинете, кто-то ко мне постучался, и затем вошел дворцовый комендант генерал Воейков²⁵. Дворцовый комендант сказал мне, что Государь приказал немедленно подать литерные поезда (литерными поездами назывались два поезда, всегда отправлявшиеся один за другим при царских поездках; в одном из поездов ехал Государь) и доложить, когда они будут готовы; что Государь хочет сейчас же, как будут готовы поезда, ехать в Царское Село; причем он хочет выехать из Могилева не позже 11 часов вечера.