Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

15/28 мая я получил приказ подготовить корпус к отправке на фронт. Сейчас же, как в войсках об этом узнали, стали ко мне поступать донесения начальников дивизий, что из полков поступают сведения о том, что солдаты, основываясь на якобы недостаточном для современного боя числе имеющихся в частях пулеметов и недостаточной подготовке к боевой работе недавно прибывших пополнений, заявляют, что раньше присылки двойного, против положенного, числа пулеметов и должной подготовки присланных пополнений они на позицию стать не могут.

Но 1/14 июня началась посадка войск для отправки на фронт и никаких серьезных недоразумений не произошло.

3/16 июня я получил из Ставки, от начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Деникина телеграмму, в которой он мне сообщает, что приказом Временного правительства я назначен начальником штаба Верховного главнокомандующего и мне надо немедленно выехать в Могилев. Перед этим был получен приказ, что вместо генерала Алексеева Верховным главнокомандующим назначен генерал Брусилов.

4/17 июня приехал мой заместитель, и я отправился в Могилев. Явившись новому Верховному главнокомандующему, я в день моего приезда в Могилев принял от генерала Деникина должность начальника штаба. Генерал Деникин был назначен главнокомандующим Западным фронтом.

В Ставке были еще под впечатлением речи генерала Деникина, произнесенной им 22 мая/4 июня на закрытии офицерского съезда в Могилеве. Общий голос был, что за все последнее время эта речь была единственным просветом.

Вот эта речь:

«Верховный главнокомандующий (генерал Алексеев), покидающий свой пост, поручил мне передать вам, господа, свой искренний привет и сказать, что его старое солдатское сердце бьется в унисон с вашим, что он болеет той же болью и живет той же надеждой на возрождение истерзанной, но великой Русской армии.

Позвольте и мне от себя сказать несколько слов.

С далеких рубежей земли нашей, забрызганных кровью, собрались вы сюда и принесли нам скорбь свою безысходную, свою душевную печаль.

Как живая развернулась перед нами тяжелая картина жизни и работы офицерства среди взбаламученного армейского моря.

Вы – бессчетное число раз стоявшие перед лицом смерти. Вы – бестрепетно шедшие впереди своих солдат на густые ряды неприятельской проволоки под редкий гул родной артиллерии, изменнически лишенной снарядов! Вы – скрепя сердце, но не падая духом, бросавшие горсть земли в могилу павшего сына, брата, друга!

Вы ли теперь дрогнете?

Нет.

Слабые – поднимите головы! Сильные – передайте вашу решимость, ваш порыв, ваше желание работать для счастья родины, перелейте в поредевшие ряды наших товарищей на фронте. Вы не одни, с вами все, что есть честного, мыслящего, все, что остановилось на грани упраздняемого ныне здравого смысла.

С вами пойдет и солдат, поняв ясно, что вы ведете его не назад – к бесправию и нищете духовной, а вперед – к свободе и свету!

И тогда над врагом разразится такой громовой удар, который покончит и с ним и с войной.

Проживши с вами три года войны одной жизнью, одной мыслью, деливши с вами и яркую радость победы и жгучую боль отступления, я имею право бросить тем господам, которые плюнули нам в душу, которые с первых же дней революции совершили свое Каиново дело над офицерским корпусом, я имею право бросить им:

Вы лжете! Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником.

Забитый, загнанный, обездоленный не менее, чем вы, условиями старого режима, влача полунищенское существование, наш армейский офицер сквозь бедную трудовую жизнь свою донес, однако, до отечественной войны – как яркий светильник – жажду подвига. Подвига – для счастья Родины.

Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни.

Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности.

Сменить его может только смерть».

Эта речь ярко отражает в себе то положение, в которое попали офицеры. С первых же дней революции левая печать обрушилась на офицеров, изображая их как извергов, насильников, врагов народа, наемников Царской власти, опричников. Вся пропаганда в войсках была направлена к тому, чтобы дискредитировать офицеров, восстановить против них солдат.

Все распоряжения Временного правительства сводились к уменьшению влияния офицеров на солдат, к лишению офицеров какой бы то ни было власти.

Если до Временного правительства доходил какой-либо слух или получалось донесение какого-нибудь войскового комитета о превышении власти со стороны какого-нибудь начальника, немедленно назначалось строжайшее расследование и виновный или подозреваемый в чем-либо мешался с грязью.

Всяким соображениям от войсковых комитетов придавалась вера, и часто без всяких серьезных оснований смещались лица, даже занимавшие крупные командные должности. Но против эксцессов, направленных против офицеров, против их травли и преследований никаких мер не принималось.