Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

В Ставку приехали, кроме указанных инженеров, член 1-й Государственной думы Аладьин³⁶ и некий Добрынский. Я их прежде не знал.

Генерал Корнилов с г. Аладьиным познакомился, насколько мне известно, в бытность свою главным начальником Петроградского округа, а Добрынского, кажется, рекомендовал ему Завойко. Оба они никакого участия и никакой роли в так называемом выступлении Корнилова не играли. Аладьин просил разрешения приехать в Ставку, и генерал Корнилов его пригласил, считая, что он, как один из видных членов 1-й Государственной думы, может быть вообще полезен; Добрынского Корнилов считал полезным как человека, имеющего якобы большие связи среди горского и казачьего населения.

При описании впоследствии Корниловского выступления были указания, что как эти лица, так и ординарец генерала Корнилова Завойко имели громадное влияние на Корнилова и принимали какое-то выдающееся участие в подготовке выступления, получая от Корнилова особые поручения. Повторяю, что ни Аладьин, ни Добрынский никакой роли не играли.

Что же касается ординарца Корнилова Завойко (крупный подольский помещик, бывший уездный предводитель дворянства), то вообще его роль при Корнилове была довольно значительная, так как Завойко отлично владел пером, и Корнилов поручал ему составлять некоторые бумаги, лично от него исходящие. Кроме того, Завойко сумел заслужить полное доверие Корнилова, и последний нередко поручал ему от своего имени сноситься с теми или иными лицами.

К сожалению, после Московского Государственного совещания Корнилов говорил очень многим из приезжавших в Ставку о своем решении разделаться с большевиками и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Это решение Корнилова, в сущности говоря, перестало быть секретом, и если не все, то кое-что дошло до Петрограда.

Я глубоко убежден, что тревожные слухи, дошедшие до Совета рабочих и солдатских депутатов, заставили их отложить намечавшееся выступление большевиков в Петрограде и настоять, чтобы Керенский покончил с Корниловым. При настроении же Керенского, видевшего в лице Корнилова опасного соперника, он схватился за этот случай, дабы спровоцировать выступление Корнилова и от него отделаться.

Наконец, 24 августа/6 сентября приехал в Ставку давно ожидавшийся управляющий Военным министерством Савинков.

Я пришел вместе с ним в кабинет Корнилова. Поздоровавшись, г. Савинков сказал Главнокомандующему, что у него есть к нему поручение от Временного правительства, которое он хотел бы передать ему с глазу на глаз. Я ушел к себе.

Примерно через час Корнилов меня позвал и сказал, что Савинков привез проекты намеченных мероприятий для восстановления дисциплины в армии. Главнокомандующий добавил, что, по-видимому, все его требования принимаются; что он просит меня рассмотреть материал, привезенный ему Савинковым, и доложить ему до обеда; что после обеда, в моем присутствии, он окончательно договорится с Савинковым, а в 8 часов вечера Савинков просит принять приехавшего с ним начальника канцелярии полковника Барановского, и тогда нужно будет переговорить о тех мерах, которые необходимо принять в Петрограде, дабы предупредить предполагаемое выступление большевиков.

Затем генерал Корнилов сказал, что с Савинковым приехал в Могилев начальник контрразведки в Военном министерстве и что Савинков просит разрешение произвести, если понадобится, аресты некоторых чинов Ставки.

– Таким образом, приезд Савинкова сюда связан не только с решением договориться со мной, – добавил Корнилов, – но и с каким-то расследованием действия чинов Ставки.

Я сказал, что пусть выясняют, что хотят, но что без своего разрешения я не допускаю никаких арестов.

Я пошел рассматривать материал, привезенный Савинковым. Из рассмотрения привезенных документов я увидел, что круг ведения оставляемых по проекту в войсках комиссаров и комитетов недостаточно сужен и, особенно комиссарам, дается широкое право вмешиваться в распоряжения командного состава, если только они не касаются боевых распоряжений. Последнее же время генерал Корнилов решил настаивать на полном упразднении комитетов и комиссаров. Я все это доложил Верховному главнокомандующему.

После обеда Савинков и я пошли в кабинет к Корнилову. Савинков настаивал на необходимости сохранить комиссаров и комитеты, соглашаясь сократить круг их ведения и более точно его определить; генерал Корнилов настаивал на их упразднении. В конце концов закончили тем, что желание Верховного главнокомандующего будет доложено Временному правительству, но если согласия на полное упразднение комиссаров и комитетов не последует, то придется ограничиться сужением их прав. В остальном разногласий не было.