Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Моряк рассказал, что на телеграфе на ст. Егорлыцкой служит его дочь и оттуда постоянно присылает ему сведения о передвижениях казачьих частей; что сведения, дававшиеся его дочерью, были часто очень ценные и способствовали успеху большевиков. Рассказал, как он сам действовал с небольшой группой головорезов, когда Корнилов занимал Ростов, и как благодаря его указаниям большевикам в январе удалось занять Батайск и нанести серьезные потери юнкерскому батальону.

Когда эта компания ушла, Ронжин мне сказал, что действительно он пережил тяжелые минуты; что он узнал этого боцмана, которого он обвинял на суде, и боялся, что тот может узнать его.

Пошла новая кошмарная ночь. Мы были свободны, но совершенно обобраны, а не имея ни копейки денег, было бесполезно куда-либо направляться: попали бы в новую переделку в каком-либо другом пункте, близком от станции; без денег далеко не ушли бы.

Я еще вечером 17 февраля/3 марта просил председателя суда потребовать вернуть отобранные у нас деньги и вещи. Он согласился и сказал, что пошлет за ними конного, снабдив его соответствующим предписанием. Мы же решили ждать на ст. Степная возвращения посланного за нашими деньгами и вещами.

Утром 18 февраля/4 марта я вышел на перрон и прошел в уборную. Возвращаясь назад, я заметил, что на станции как будто несколько больше порядка, и дежурные солдаты разгоняют праздношатающихся.

Войдя в зал 1-го класса, я увидел начальника отряда на ст. Степная, разговаривающего с незнакомым мне человеком, бывшим в военной форме без погон, но при шашке. Незнакомец имел вполне интеллигентный вид и был хорошо одет. Лицо было выбрито; рыжие усы подняты a la Вильгельм.

Увидев меня, он обратился к начальнику отряда и спросил:

– Кто это?

– Это один из тех трех, о которых я вам докладывал, что они судом оправданы.

– Почему вы их не расстреляли?

– Я не получал приказания расстреливать всех арестованных и приводимых сюда на станцию. Вами было отдано приказание всех арестуемых предавать военно-революционному суду, что мною в точности и исполняется. За эти три дня сюда было приведено двадцать два человека и из них восемнадцать расстреляно и только четверо оправданы: эта компания из трех лиц и еще один казак-хуторянин.

После этого незнакомец обратился ко мне с вопросом:

– Почему после оправдания судом вы продолжаете оставаться на станции?

Я ответил, что у меня и у моих спутников отобраны все деньги; что за деньгами и за вещами начальник отряда послал конного и что до получения денег мы лишены возможности куда-либо направиться.

– А сколько у вас всех было денег?

– У меня было три тысячи с небольшим, а у моих спутников около двух тысяч.

– Кто вы такой?

– Я торговец; пробираюсь в Екатеринодар по своим делам.

– Вы лжете. Вы не купец и не торговец, а, наверно, состоите в армии Корнилова и, скажу больше, занимаете в ней не маленький пост.

Я увидел, что этот господин много опасней всех прежних судей, и, стараясь сохранить полное самообладание, я ему ответил, что он заблуждается, что я действительно торговец.

– Я повторяю, что ты лжешь! Меня не обманешь! – и, обращаясь к начальнику отряда, сказал: – Корнилов всюду рассылает своих людей; ему особенно важно связаться с контрреволюционными организациями в Екатеринодаре. Вы же здесь ни в чем разобраться не можете. Этот господин мне кажется очень подозрительным. Поэтому приказываю считать, что над ним и его компаньонами никакого суда не было. Потрудитесь их вновь арестовать и сегодня же отправьте в мой штаб в Ростов, где их хорошенько допросят и решат, как надо с ними поступить. – Обращаясь ко мне, он добавил: – Не думаю, чтобы в Ростове вам удалось так же легко отделаться от должного возмездия, как это удалось здесь.

После этого незнакомец быстро вышел из комнаты.

Я обратился к начальнику отряда с вопросом:

– Кто это?

– Главнокомандующий Юго-Восточным фронтом Сиверс.

У меня похолодело сердце. Это был тот прапорщик Сиверс, который своей газетой «Окопная правда» окончательно разложил армии Северного фронта.

Для меня стало ясно, что спасения для нас нет. Штаб Сиверса в Ростове, как я слышал, находился в том же особняке Парамонова, где был перед тем штаб генерала Корнилова, и находившиеся там в качестве прислуги австрийцы – военнопленные, конечно, немедленно меня должны узнать как бывшего начальника штаба Корнилова.

Я пошел в дамскую комнату, где сидел Ронжин и сладко спал на полу армянин Паносов. Ронжин встретил меня заявлением, что он очень голоден и надо подумать, как бы нам достать деньги у начальника отряда и хорошенько закусить. Я ему рассказал все, что произошло.

– Понесла же тебя нелегкая на твою прогулку и на встречу с Сиверсом. Что же нам делать?

Я ответил, что положение безвыходное, что в Ростове нас, конечно, узнают и. в лучшем случае расстреляют; что лучше нам самим с собой покончить.

– Но как?

Надо сказать, что до этого мы несколько раз посылали Паносова за папиросами, и он неизменно оставлял свою заряженную винтовку в комнате.