Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

На это я сказал: «Ваше высокопревосходительство, все же я вновь вам заявляю, что сведения о Драгомирове, которые вы получили от каких-то господ, являются ложью. Я же довольно хорошо знал частную жизнь генерала Драгомирова по той простой причине, что я женат на его дочери». Сахаров вскочил с кресла, на котором сидел, и воскликнул: «Ради Бога извините, почему же вы раньше не сказали, что женаты на дочери генерала Драгомирова?» Я встал и ответил: «Раньше я не имел никакого основания об этом говорить. Я очень рад, что вы не знали о том, что Драгомиров приходился мне тестем. В противном случае я был бы лишен возможности узнать, что даже корпусный командир русской армии, брат друга Драгомирова, имеет столь превратное понятие о генерале Драгомирове и об этом рассказывает.»

Как меня ни удерживали, я сейчас же ушел. Сахаров проводил меня до выходных дверей, и через два дня его жена, приехавшая в Севастополь, заходила на квартиру моих родителей и оставила мне записку, что очень просит зайти к ней в гостиницу Киста и поехать с ней в Балаклаву. Я уклонился от этого приглашения.

Как я упомянул выше, М.И. Драгомиров любил бывать в расположении 2-й сводной казачьей дивизии, принимать приглашения Кубанцев и Терцев на «шашлык», стакан кахетинского вина и смотреть лезгинку.

Как-то в 1897 или 1898 году, после смотра 12-й кавалерийской дивизии, Драгомиров был на вечеринке, устроенной Волжским и Урупским полками недалеко от Межибужья. Ужин закончился часов в 9—10 вечера, и затем командующий войсками в коляске поехал на вокзал железной дороги. Ночь была очень темная, и поэтому, кроме конвоя, назначенного сопровождать командующего войсками, впереди и по сторонам экипажа ехали казаки с факелами. Этот кортеж, конечно, на всем пути следования (около 25 верст) обращал внимание населения селений, через которые лежал путь, и привлекал внимание в попутных польских помещичьих усадьбах.

Недоброжелатели Драгомирова и из этого создали целую легенду, как он пропьянствовал всю ночь с казаками и затем «пьяная орава, с гиком и криком» промчалась к вокзалу. Среди поляков говорили: «Хорош начальник края, подающий такой пример офицерам, которые и без того ведут себя буйно». Через несколько лет после этого мне случилось слышать в Севастополе отзвуки этого «безобразного поведения Драгомирова». Приехав в Севастополь в отпуск к родителям, я зашел с визитом к моим старым знакомым Смульским (Смульский¹¹³ был поляк, полковник, военный инженер; его жена была рожденная Хорват, сестра начальника Восточно-Китайской железной дороги¹¹⁴).

У Смульских гостила какая-то полька (их родственница), приехавшая из Подольской губернии. Смульский спросил у меня что-то про Драгомирова. Бывшая в гостиной полька, придя прямо в раж, стала рассказывать про М.И. Драгомирова совершенно невероятные истории. На мой протест она разразилась еще большими нападками и рассказами про пьянство у казаков около Межибужья, указав год, в котором, как я выше описал, действительно М.И. Драгомиров был на вечеринке у казаков.

По ее рассказу, пьянство продолжалось до 9 часов утра, после чего Драгомиров, будучи совершенно пьян и в сопровождении «банды пьяных казаков», поехал на вокзал. Проезжая через какое-то местечко, Драгомиров, обозленный, что кучка евреев, мимо которой он проезжал, не сняли шляпы, приказал их тут же, при себе, выпороть нагайками. Проделав эту расправу, Драгомиров поехал дальше. Увидев в этом же местечке костел, он приказал остановиться и, узнав, что в костеле идет служба, приказал ее прекратить. На протест ксендза он ответил угрозой, что, если сейчас все молящиеся не выйдут из костела, он прикажет их перепороть. Ксендз резко запротестовал, и тогда, по приказанию Драгомирова, пьяные казаки стали выволакивать мужчин и женщин из костела и тут же на паперти избивать их нагайками.

Я сказал польке, что все это самая беззастенчивая ложь. Она заявила, что сама была этому свидетельницей и впала в истерику. Пришлось просто уйти, и я перестал бывать у Смульских.

Я думаю, что этих примеров достаточно, чтобы показать, какие невероятные и нагло-дикие рассказы распространялись про М.И. Драгомирова.

Наряду с этими злостными вымыслами относительно М.И. Драгомирова очень широко распространялись про него различные анекдоты и рассказы о его «острых словечках». Эти анекдоты и рассказы большей частью не имели в виду его задеть, а, наоборот, выставляли его как очень остроумного и острого на язык. М.И. про эти анекдоты и рассказы неоднократно высказывался так: «Из того, что доходило до меня, более половины или переврано, или выдумано. Спасибо хоть за то, что большая часть посвящаемых мне анекдотов и рассказов остроумна».

Вот несколько образцов таких рассказов. Недоразумение между М.И. Драгомировым и архиепископом Платоном, бывшим ректором Киевской духовной академии. Слышал я этот рассказ несколько раз в Киеве, а затем мне его дословно подтвердил митрополит Платон в Нью-Йорке в 1924 году.