Очерки кавалерийской жизни

И где бы он ни был ныне – везде и всегда мой теплый привет ему! А может быть... может быть, и опять увидит его N-ский уланский полк в своей тесной полковой семье в том же мундире, с теми же длиннейшими усами и в том же вечном, неизменном буяновском чине корнета.

VIII. Кто лучше?

Посвящается другу моему Ицке Янкелевичу Штралецкому

В одно прескверное утро поручик Болиголова очутился в пренеприятных обстоятельствах. Обстоятельства эти – Бог их знает почему – в общежитии известны преимущественно под именем критических. Именно в это самое скверное утро в карманах поручика Болиголовы при самом тщательном расследовании не оказалось ни копейки наличных денег.

«И дернула ас нелегкая засесть с этим капитаном-прохвостом», – мысленно укоряет себя поручик, вспоминая вчерашний штосе у какого-то проезжего авантюриста, пана Ивановского, который, встретясь в ресторане гостиницы кое с кем из офицеров, отрекомендовался им отставным капитаном, познакомился, зазвал к себе в номер, велел подать шампанского, затем предложил играть, а затем... поручик Болиголова очутился «в критических».

«...И дернула ж... Нет, да ведь как! По первому абцугу... Ведь более тысячи в выигрыше был... и забастовать бы – так нет же!.. А тут вдруг – трах! – и пошло, и пошло... Как будто заколодило, проклятое!»

– Ваше благородие, Штралецкий пришел.

– Кто?

– Штралецкий, Ицка.

– А, черт!.. Этого еще недоставало!.. Ведь сказано же тебе, болван, чтобы никого!.. Ну, что же я буду с ним делать? Пошел, скажи, что сплю... еще не просыпались, мол.

– Да я, ваше благородие, я им изволил уже так докладывать, а аны: «Ничего, говорят, мы подождем, посидим».

– А, черт его!.. Ну, нечего делать, зови!..

* * *

–Зждрастуйте вам, гасшпидин сперучник. Здравствуй, Ицка. Садись.

– Не, можна и пасштаять... Ви пазжволитю?

– Как знаешь. Что скажешь хорошего?

– А ви сшто скажете?

– Да что, брат, у меня все скверно... Вот проигрался вчера.

– Огх, сшлихал, сшлихал, сшлихал... сшлихал, – грустно качает головой Идка.

– Да, брат, увы!.. Проигрался... и потому ты пришел совершенно напрасно.

– Напрасшний!.. А почом ви зжнаете, что я напрасшний?

– Да потому что из моего долга я не могу теперь отдать тебе ни копейки.

– А на сшто мине ваше кипэйке?.. Пфэ!.. Зжвините, когда ж я вам говорил, сшто на ваш долгх? Я толке зайшол взнать чи ви зждаровий?

– Здоров, как видишь.

– Н-но, зжвините, а я сабе думаю, сшто ви не зждаровий.

– Почему ж ты это думаешь?

– Так. Бо я сшлихал, сшто ви достал себе карманне чагхотке, и я ж пришол спытатъ у васше благородю, чи не хочете ви медидинске средство?

– Денег, что ли? – недоверчиво покосился на Ицку поручик.

– Так.

– Да ты разве дашь?

– Н-ну, як не я сам, то можна сдобить. У мине есть одногхо щаловек, мой гхаросший зжнакомый, и он дает на гхаросший пурцент... Алеж ви понимаете, на гхаросший пурцент, под вэксюл, то можна з ним поговорить.

– О, благодетель рода человеческого! Прииди в объятия мои! – вскричал, простирая руки, обрадованный Болиголова.

– Алеж на гхаросший пурцент! – знаменательно поднял Ицка указательный палец.

– Сшлихал, сшлихал, сшлихал! – благодушно передразнил поручик, у которого в голове сейчас же замелькали свои соображения: «Четыреста рублей остального долга дослать капитану, тридцать рублей в бакалейную лавку, двенадцать сапожнику – итого четыреста сорок два рубля... Стало быть, пятьсот рублей». – Мне нужно пятьсот рублей, Ицка.

– Пьятсо-от?! Пфс...

– Никак не менее.

– Алеж замного пурценты выйдет, – с участием предостерег Ицка, как бы самым родственным образом входя в денежные интересы и расчеты поручика: – Уй, как замного!.. Бо тот одного щаловек, мой зжнакомый, он берот ни меньш як десёнт пурценты на мисёнц.

– Десять в месяц! – в ужасе всплеснул руками поручик. – Десять в месяц!.. Пощади, Бога ради!

– Н-ну, каб то бил я, то как я вас люблю, то яб из вас аж ни одного пурцент; а ни вэксюл, а ни расписке, а так, на одного честю. Алеж то не я – то мой зжнакомий.

– Да ведь это ж безбожно!

– Н-ну и сшто ви схочите – жид як есть жид! То не еврей, не эзраэлит, а жид пархатый, и пурценты его жидовски... такий сшволач! Н-но... а когда вам надо, то сшто ви будете изделать? Ви будете давать и не десёнт, а дванасты, и тринасты, и пьятнасты... Та-а-к?

Поручик Болиголова сидит, не отвечая ни слова, но все более и более погружаясь в мрачное раздумье.

– Н-ну, то как же будет? – переминаясь с ноги на ногу, тихим вопросом прерывает Ицка минутное молчание.

– Да уж и сам не знаю как! – со вздохом пожал поручик плечами. – Только десять в месяц – этого я решительно не могу.

– Зачиво так?

– Да видишь ли, если б я намерен был никогда не платить моих долгов, то я бы охотно согласился не то что на десять, а хоть на сто в месяц; но так как я имею обыкновение долги мои платить, то...

– Понимаю, понимаю! – сообразительно подмигнул Ицка. – То десёнть будет вам замного... Я и сам сабе так мисшлял... Н-но, пазжволте, я зараз побегу, повидаю того сшволоча, поговору – може, он будет загласный и на меншь.