– Ицка! – воскликнул повеселевший Болиголова. – Майн аллерлибстер Ицка! У тебя, черт возьми, гениальная голова! Умри, Ицка, – лучше этого ничего не сочинишь ты!
«Гасшпидин» Штралецкий тотчас же вытащил из бокового кармана дедовский бумажник, аккуратно порылся в нем и достал вексель Болиголовы вместе с новою вексельной бумагой.
– Писайте, васще благхородю, «од сего щисла повинен есть на сшюмма пьятсот пьятьдесент пьять рубли на одного мясёнц». Болиголова просто в ужасе некоем положил перо.
– Ицка! – прервал он еврея. – Ицка! Умилосердись! Ведь десять процентов, я понимаю, можно еще, пожалуй, дать за месяц, но на два – это, согласись сам, будет уже слишком «замного». Это невозможно!..
– Писайте, васше благхородю, – настойчиво, но деликатно повторяет Ицка. – Писайте «од сего щисла повинен есть на сшюмма пьятсот пьятьдесент пьять рубли...»
– Ицка! Проклятый! Ведь это уме проценты на проценты! Ведь ты без ножа режешь!
– Зжвините, як то молена без ножа зарезать?! Сшто это ви таково гаворитю! – оправдываясь, с чувством собственного достоинства, отмахивается йцка. – И еще в додатек, каб то был я; а ви ж знаете сшами, сшто то не я, то мой зжнакомий, одного щаловек, то увсе он, а не я... И сшто я з ним буду изделать, як он такий сшволач, такий жид! Он же мине тягнет за горло – ну, а я вже по своем неволю з вас тягну.
– Да ведь вексель на твое имя!
– Ну, а у того сшволача есть другий вэксюл, и тот вэксюл вже ест написанный на маво именю, и он, гавору вам, з мене тягнет! Я ж сшам плачу ему десент пурценты.
В конце концов вексель переписывается еще на месяц совершенно сообразно желанию Ицки.
Проходит новый месяц – и от слова до слова повторяется та же самая история: вексель переписывается снова, но уже не на 555, а на 606 р. 50 к. Болиголова видит наконец, что таким образом незаметно зарвешься гораздо чувствительнее, чем в какой бы то ни было капитанский штосе, а потому твердо решается прекратить дальнейшее, и притом столь систематическое, обирание своего кармана. Но как в этом случае поступить злосчастному поручику?
Приходит следующий срок, приходит и Ицка с предложением обменять старый вексель на новый, в 665 р. 50 к. Но поручик решительно объявляет: делай что хочешь, поступай как знаешь, а переписывать больше ни за что не стану!
– Ну, додумайтю ж, яким бы способем развязатьсе мине из тым сшволачом! Развяжить мине, бо он з мине тягнет!
– Да что, брат, как ни думаю, а выходит все на одно! – вздыхает Болиголова, пощелкивая пальцем об палец, – Из имения раньше четырех месяцев и думать нечего ни о какой получке... А вот, разве что... Если бы в Петербург поехать – там бы, пожалуй, сейчас же у родных достал себе денег и расплатился бы...
– Ну, то писайте им, нехай присылают! – с живостью подхватил Ицка.
– Писал! – с безнадежным вздохом махнул рукой поручик. – Да не помогает... Без личного свидания ничего не поделаешь. Пишут в ответ: приезжай-де сам, потолкуем, посмотрим и устроим как-нибудь все дело. Вот и письмо – читай хоть сам, пожалуй.
И Болиголова для пущей убедительности дал Ицке письмо петербургского родственника. Тот повертел его и так и сяк в руках, постарался прочесть, кое-что разобрал и убедился.
– Ну, то надо ехать до Петерзбургу, – присоветовал он.
– Эге!.. Вишь ты, какой прыткий! Сейчас и «до Петерзбургу»! А на какие шиши я поеду?
– Як то на сшисши? – в недоумении заморгал Ицка.
– Да так, что на дорогу нужны же деньги, а у меня ни гроша.
Ицка раздумался.
– И то вже будет виерно, сшто ви у Петерзбургу сдобудете деньгув? – поборов в себе последние колебания, осторожно спросил он после минуты раздумья.
– Наверное, добыл бы, – удостоверил поручик. – Вот тебе и письмо в доказательство.
– Н-ну, то настягайте ваша сшаблюка, ходите до гасшпидин пулковник и берить отпуск! – самым положительнейшим образом порешил вдруг Ицка.
– Да говорят же тебе толком, что нет у меня денег на дорогу.
– То вже не ваша забота. Берить отпуск.
– Да ведь надо же мне, наконец, и жить чем в Петербурге, хоть на первые-то дни, ну сам подумай!..
– То вже кажу, не ваша забота. Берить отпуск, – настоятельно и уверенно подтверждает Ицка, очевидно, весьма довольный в душе той новой комбинацией, которая пришла ему в голову.
Болиголова последовал благому совету, подстегнул саблю, отправился к полковому командиру – и через два часа адъютант привез к нему уже подписанный и припечатанный билет в 28-дневный отпуск.
Ицка Янкелевич, необыкновенно довольный собой и своей изобретательностью, собственноручно помогал денщику возиться над чемоданом Болиголовы и укладывать необходимые вещи.
– Ицка! – пожимая плечами, время от времени вопрошает его поручик. – Да разъясни же ты мне наконец, как же это будет? Взаймы, что ли, достанешь ты мне на дорогу или как?
– Эт!.. Сшто таково!.. То вже не ваша забота! Зжвините! Вы толке ехайте! – каждый раз отвечает Ицка таким тоном, как бы желая сказать: «Не приставай, мол! Знаю, что делаю! Уж будешь доволен!»