Читаем Очерки кавалерийской жизни полностью

– Он, – повторил Шишка с наивысшей деликатностью.

– Да кто такой «он»? Говори толком!

Еврей помялся и в затруднении повел головой и плечами, как бы колеблясь внутренно – сказать или не сказать?

– Верона… – произнес он наконец тихо и отчасти смущенно, словно бы и самому ему стало конфузно за свой «бардзо дэликатный» вопрос.

Я понял, но ввиду этой Шишкиной «дэликатности» довольно комического свойства притворился, что не понимаю.

– Что такое? – переспрашиваю его снова.

– Верона…

– Какая ворона?

– Тэн сшами, сшто будет переживать двох годов на своем жистю, – вымолвил Шишка, окончательно уже сконфузясь.

При виде этой фигуры и по свойству самого вопроса мы с майором не выдержали и оба покатились со смеху.

– Хм!.. Ито вас увсшмегх! – с укоризной покачал еврей головою. – А каб ви побили в моя сшкура, то вам би било не до сшмегх!.. Бо ви зжнаите, гасшпидин майор, – приступил Шишка к объяснению, – ви зжнаете, как сгадали они мине того сшваво зжагадке, то я иду сабе по шляху [29] до дому, а сшам увше того мислю в сшвавом глову иймею: «Сшто таково будет он изделать?» И я недодумал. И налатом, як прийшол я вже до дому и сядал до коляцыи [30] и мине моя зжонка поставила цалу миску ляпши, але зж я ниж адней лиожки не скушал, бо увсше думаю того сшамаво мислю: «И сшто таково будет он изделать?!» И я недодумал. Ну, и напатом лягал я сшпать, але зж так мине нудно, так нудно под бебехем… и увсше того сшамово мислю, як бы сшвердло у глову: «Н-ну и сшто зж таково будет он изделать?! Богх мой, сшто таково?!., сшто таково?!!» И я недодумал. И то мине даже в стыд, бо я думаю сабе: я зж не глупый чловик и не могу додумать сшамого прастово зжагадке! Н-ну и сшто таково?! Ну, гхарасшьо, – обратился он вдруг ко мне самым решительным тоном, – ви отдаете мине деньгув праз двох неделюв, и я на тым сшпакойний, бо они у гасшпидин майор в шкатулке як у Богха за пазухем. Ну, и хай будет так. Я сшагласшний. Але зж, гасшпидин сперучник… зжвините, не нудьте мине… скажите спизжа-луста: што таково будет он изделать?.. Ну, и сшто вам сштоить!.. Ну, и когда зле я вас прасшю!.. Бо мине зж так нудно, так нудно… ой-вай, як нудно!.. Спижалуста! – И он в заключение скорчил самую несчастную, умоляющую рожу.

– Ну, уж так и быть, – согласился я со смехом, – в уважение твоих мучений я тебе открою. Слушай.

– Н-но?! – просиял вдруг мой Шишка.

– Ворона…

– Н-но-но? – с плутоватой поджимкой подставил он ухо.

– После того, как проживет два года…

– Н-но??

И он весь преобразился в нетерпеливое, жадное внимание и любопытство.

– Начинает жить третий год, – докончил я прерванную фразу.

Предоставляю вам самим вообразить себе то громадное смущенное удивление, которое запечатлелось и как бы застыло в эту минуту на озадаченной физиономии ошеломленного Шишки. В первое мгновение, словно бы в испуге, он схватился обеими руками за кончики своей рыжей бородки и, не выпуская ее из пальцев, уставился в меня выпученными глазами.

– Та-ак?? – произнес он наконец после минуты в своем роде эффектнейшего молчания.

– Так, мой милый, – подтвердил я в тон соответственному настроению Шишки.

– Пфсс… Гхарасшьо-о…

– Нравится?

– Гхарасшьо-о!..

– Доволен?

– Очень давольний… Благадару вам, гасшпидин сперучник.

За ужин Ну и, значит, теперь, умудренный опытом, убирайся и приходи за деньгами через две недели.

* * *

Наконец пришел и он, этот срок, назначенный мною. В течение этого времени Шишка хотя и появлялся иногда у нас на фольварке по какому-либо делу, но о деньгах не заикался больше, В назначенный день, получив из ящика свои деньги, Джаксон не только расплатился с Шишкой, но и дал ему еще сколько-то десятков рублей в счет будущих поставок. Расчет этот происходил как раз перед обедом. Миска ботвиньи с розоватого лососиной, только что привезенною майором из города, аппетитно манила к себе взоры, и мы уселись за стол.

Шишка тщательным образом пересчитал все бумажки, аккуратно уложил их в свой бумажник и, самодовольно спрятав его за пазуху, отошел к дверям и поместился у косяка.

В совершенном молчании, которое свойственно проголодавшимся людям, принялись мы за нашу ботвинью, как вдруг Шишка фыркнул у двери, видимо сдерживая смех.

Мы взглянули на него с некоторым недоумением, однако не сказали ни слова.

Но глядь, через минуту опять то же смешливое фырканье.

– Чему ты? – обернулся на него Джаксол.

– Зжвините, гасшпидин майор, зжвините! – в каком-то неудержимом восторге замахал он руками, словно бы подлетая на цыпочках к нашему столу. – А зжнаите ви, сшколки пурцентов озаработал я сабе на тых деньгах?

– На каких это? – спросил я.

– На тых сшамих, сшто ви сказали мине «получи праз двох неделюв».

– Да как же это, коли они лежали у майора в шкатулке?

– Ну так, так! Они лягали у гасшипидин майор ув шкатулке, а ми на них пурценты сабе работали. Ага?!

– Молодец, коли не врешь. Но каким же образом?

– Додумайтю! – с торжеством предложил мне Шишка.

– Черт тебя знает! – пожал я плечами. – Я уж тут ровно ничего не понимаю!

– Ага?! Не нанимаете?.. Ну, то этое одзначае, сшто натиперь то есть маво зжагадке!

– Расскажи, пожалуйста, это любопытно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Редкая книга

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза