Очерки Крыма

Вообще все русло Марты, теперь пустынное, поросшее лесом, засыпанное голышами, представляет несомненные признаки прежнего его обитания. Среди лесной дичи вы встречаете целые сады груш и других плодовых деревьев. Они особенно заметны рано весною, когда белый цвет одичавших садов ярко виднеется на темном фоне еще безлистных дубов и буков.

Многие местности Крыма представляют то же, что Марта. Марта, очевидно, была в старину цветущею и населенною долиною, в которой жили такие же деятельные садоводы и стояли такие же роскошные селения, какие живут и стоят теперь в долинах Качи и Бельбека.

Верст пять вниз от Биа-Салы, у северного берега Качинской до¬лины, стоит Тепе-Кермен. К нему можно подъехать от Бахчисарая через Чуфут-Кале, не заезжая в Биа-Салы, а еще легче из Качинской долины через деревню Шюрю.

Странный вид представляет эта пустынная гора. С запада, от моря и севастопольского шоссе она видна издалека.

Ее пирамиду с голой вершиной сразу отличишь от всех других гор. Меньше всего видишь ее, когда к ней подъезжаешь от Бахчисарая. Рельеф гор, ее окружающих, столь же оригинален, сколько однообразен. Вы никак не выедете из узких траншей, обнесенных ровною и отвесною каменною стеною; стена эта кажется сплошною на многие версты, она изгибается как лента по извивам ущелья, но нигде не прорывается, нигде не представляет ни отдельных утесов, торчащих башнями, ни округленных возвышений сверх линии своего уровня.

Вы не можете освободиться от иллюзии, что эти скалы — дело рук человеческих, что вы в плену среди бесконечных эскарпов какой-то титанической крепости. Известковые стены, легко дробящиеся на плиты и камни, этою слоистостию своею, этим беловатым цветом и этою правильностью своего отвеса и уровня, глядят совершенно так, как всякая искусственная стена.

Геологическая причина, выдвинувшая эти ретраншаменты, действовала с поразительным единообразием, на значительном протяжении. Одно ущелье словно списано с другого. Везде та же косая отсыпь у подошвы и та же отвесная стена, словно прорвавшаяся вверх, сквозь толщу этой громадной отсыпи. Лесу почти нет, везде кругом камень и зной сирийской пустыни. Мне невольно пришел на память гениальный карандаш Густава Доре, который в своей иллюстрации дантовского «ада» вселяет в душу наблюдателя подавляющую безнадежность именно этим однообразием отвесных, сплошных скал, из которых не может быть выхода.