Виктор Ген в своей превосходной книге "Kulturpflanzen und Hausthiere", столько же ученой, сколько поэтической, справедливо возмущается против крайностей современного натуралиста, который стремится не только все в природе, но и все в истории объяснить одними стихийными силами.
Культ разумной человеческой силы, которым насквозь проникнуто замечательное произведение ученого автора, действует гораздо более возвышающим и бодрящим образом. Проносясь по капризным извивам крымского берега, я невольно вспомнил эти взгляды Гэна. Действительно, природа сама по себе, необлагороженная и не смягченная человеком, лишена многих условий наслаждения. Вот, например, направо от меня дикие, однообразные скалы, поросшие диким и однообразным лесом, колючим, рогатым, истрепанным и изломанным морскими ветрами. Не манит туда человека, и не отдыхает там его глаз. Но оглянешься налево, туда, где горы сходят, словно капризными ступенями, к волнам моря, куда сбегают, расширяясь, долинки и логии, там взгляду вашему как-то ласковее и приветливее. Серое однообразие камня, зеленое однообразие леса там так, кстати, нарушается этими темными зонтиками кипарисов, толпящихся то дружными пучками, будто хор черных монахов, то длинными рядами, будто цепь застрельщиков. Разнообразная зелень всех оттенков, то светлых и нежных платанов, то голубовато-седых оливок, то ярких, словно подведенных под блестящий лак, фотиний, лавровишен, магнолий, к которому прикоснулся вкус и труд человека, что-то особенно прелестное и особенно привлекательное. Вместе с беленькими, хорошенькими домиками, узорными решеточками, клумбами цветов, он производит впечатление чего-то более понятного и более дружелюбного человеку. Стихийная природа, под влиянием человеческого разума, словно сама несколько одухотворяется и цивилизуется.
Бесконечная будущность и бесконечное богатство ожидают впереди Южный берег Крыма. Недаром Екатерина II видела в Крыму лучшую жемчужину своей короны. Эти каменные холмы, террасы и скаты, эти лесные долинки, наполняющие узкое пространство между цепью гор и морской отмелью — все это почва для бесконечных виноградников, табачных плантаций, дорогих садов… От Алушты до Ялты с одной стороны, от Ялты до Севастополя, с другой — чуть не на 150 верст в длину, Южный берег должен обратиться в сплошной виноградный сад. Когда разработается дорога до Судака, до Феодосии, новые огромные протяжения берега сплошь покроются виноградом. Теперь виноград только в долинах и редко где на склонах гор. Площадь земли, обработанная заступом и киркою, пока только составляет ничтожную дробь всех этих спящих залежей будущего обилия. Когда едешь по почтовой дороге, то наглядно убеждаешься, как редки, мелки и случайны эти чуть заметные обрывки людского хозяйства, скупо разбросанные среди сплошных, нетронутых масс холмов и горных скатов… Когда виноградники займут не одни только влажные впадины, не одни низины береговых холмов, а поднимутся так высоко и разольются так широко, как они это сделали вокруг Женевского озера или по берегам Рейна, то России не нужны больше будут вина Германии и Франции. Россия напоит сама себя одним своим Крымом.
Но для этого нужны два главных условия: прежде всего капиталы, а вместе с капиталами разумная система народного хозяйства. Только широкий, истинно государственный и истинно гражданский взгляд на потребности края мог бы сообщить плодотворный смысл и общность цели разнородным мероприятиям. Такой взгляд должен был бы господствовать над отдельными интересами и, не увлекаясь их частными целями, стремиться к одной своей главной цели.
Конечно, Крыму труднее всего будет дождаться такого руководящего взгляда, такой направляющей руки. Мы не избалованы такими правителями, каким был, например, хоть покойный князь Воронцов, давший Крыму первый толчок жизни.