Читаем Очерки модального синтаксиса полностью

<p>ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ МОДАЛЬНОГО СИНТАКСИСА</p>

Традиционно под модальностью в синтаксисе понимают грамматико-семантический признак, выражающий отношение высказывания к действительности и отношение говорящего к содержанию высказывания. Соответственно различают объективную и субъективную модальность. Первая выражает отношение предложения-высказывания к реальности: сообщение может подаваться как бывшее, настоящее или будущее (ирреальное). Она составляет обязательный признак предложения.

Вторая выражает отношение говорящего к тому, о чем он говорит, и рассматривается как необязательный компонент высказывания. Это отношение может выражаться, а может и не выражаться. «Субъективная модальность, т.е. отношение говорящего к сообщаемому, присутствует не во всяком высказывании: говорящий может никак не выражать своего отношения к сообщению»[6].

что касается субъективной модальности (СМ), то, соглашаясь с ее определением (выражение отношения говорящего к высказываемому), трудно согласиться с тем, что она составляет не обязательный компонент предложения-высказывания. Как будет показано далее, роль СМ гораздо глубже и значительнее, нежели простой необязательный показатель отношения говорящего к содержанию высказывания. Как и объективная модальность, субъективная модальность является обязательным признаком не только предложения-высказывания, но и других синтаксических единиц, а также речи (текста). Иначе говоря, субъективная модальность – это общесинтаксическая и общеязыковая категория. Уже упоминалось, что термин «субъективная модальность» используется в лексикологии и фразеологии.

Язык обращен к миру вещей и к человеку. Языковая система устроена так, чтобы говорящий мог высказать любое суждение о действительности. Но это обязательно предполагает выражение отношения говорящего к высказыванию. Говорящий должен располагать возможностями оценивать и субъект, и предикат, и другие компоненты высказывания.

Язык как система знаков обозначает предметы, понятия, явления независимо от воли и желания человека. Однако система языка устроена применительно к потребностям человека. Системность языка определяется, во-первых, закономерным характером отношения к действительности (предметов, явлений, связей между ними), системностью мирового устройства. Во-вторых, тем, что все языковые процессы (номинация, предикация и др.) осуществляются с точки зрения коллективного языкового сознания, в конечном счете – с точки зрения говорящего.

Эти два аспекта тесно взаимосвязаны и одинаково важны для понимания природы и сущности языка. Однако второй аспект (организация языка с точки зрения говорящего) только начинает разрабатываться (анропоцентрическая теория языка). Дальнейшие исследования в этом направлении представляющиеся весьма перспективными, призваны показать системный в плане модальности характер организации всех уровней языка.

Язык как система знаков не включает в себя человека, но устроен «по мерке человека»[7], в соответствии с его потребностями – называть предметы и давать им оценку, т.е. содержит, в частности, возможности выражения оценки содержания. Об этом свидетельствует сама структура знака, состоящего из означающего и означаемого. Означаемое в свою очередь состоит из ядра, содержащего основные признаки (семы), характеризующие, идентифицирующие предмет, и периферии, содержащей коннотативные признаки, находящиеся часто в латентном состоянии. «Наряду с существенными признаками объекта-номинанта, – пишет Ю.Д. Апресян, – значение слова содержит и несущественные латентные признаки»[8]. Исследователь приводит следующие примеры признаков потенциальных сем: для слова «молния» таким признаком будет быстрота, для слов «тетя» и «дядя» – тот факт, что они обычно старше ego[9]. Ассоциативные (потенциальные) семы часто служат основой метафорических переносов (телеграмма-молния).

Таким образом, значение слова обладает иерархической структурой – включает архисемы (общие семы родового значения), дифференциальные семы (видового значения) и потенциальные (ассоциативные) семы, отражающие побочные латентные признаки обозначаемого объекта[10].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки